Амелия. Сердце в изгнании

– Что же, раз уж речь зашла о благодарности, о долге, который вам следует уплатить, вы должны завоевать наших гостей, завоевать весь наш край виноградников. В противном случае Софи будет разочарована. Не бойтесь, я буду вашим галантным кавалером…

Юная баронесса поднялась, ее щеки зарделись: пальцы Эдмона сжимали ее руку с такой силой и нежностью… Маркиз провел ее через большую залу, затем они неспешно прошли в парк.

– Идиллия, не правда ли? – спросил он, указывая на белые полотняные навесы, освещенные десятками тонких восковых свечей. – Взгляните, женские наряды напоминают распустившиеся цветы.

Софи при их появлении радостно воскликнула:

– Мы только вас и ждали!

Маркиз занял место напротив своей супруги. Амелию усадили слева от него. По правую руку от маркиза сидел какой-то торговец о-де-ви, мужчина лет пятидесяти. Вскоре ей предложили пино, шампанское, русскую икру…

В вихре слов и взглядов молодая женщина чувствовала, как мало-помалу становится другой, переносится в мир, отличный от всего того, что она знала раньше. Дамы и барышни играли веерами, без смущения отвечая на шутки игриво посматривающих на них месье. Лучшие вина текли рекой, что, похоже, усиливало сумасбродство французов. По крайней мере, так казалось Амелии, осаждаемой двусмысленными улыбками и комплиментами, которые заставляли ее нервно посмеиваться.

«Я не вправе развлекаться! – думала она. – И все же я хотела бы смеяться вместе со всеми, сбросить тяжесть с сердца».

Несколько раз маркиз своим сладким, обволакивающим голосом предлагал Амелии отведать то или иное блюдо, при этом впиваясь в нее взглядом янтарных глаз. Это вызывало в ней одновременно и смутный страх, и какую-то отдающую горечью эйфорию.

«Боже мой, что ему от меня нужно?» – спрашивала она себя.

Она не могла себе объяснить, почему перед ужином позволила ему увести себя из библиотеки в парк. Амелию беспокоила ее покорность. Казалось, Эдмон де Латур прибегнул к каким-то чарам, чтобы сломить ее волю, поколебать ее сдержанность по отношению к нему.

«Я была словно загнанное в ловушку животное, которое радуется тому, что его поймали…»

Эта мысль вконец расстроила Амелию. Внезапно она ощутила отвращение к этому пышному банкету, к этому празднику света и роскоши. В этот момент сидящий рядом маркиз прошептал ей на ухо:

– Надеюсь, вы согласитесь на танец, баронесса де Файрлик. Конечно же это будет венский вальс.

Юная изгнанница пробормотала: «Возможно», – однако была решительно настроена впоследствии ему отказать.

После десертов, когда пришло время отведать колумбийский кофе, Эдмон де Латур подал гостям свой лучший о-де-ви. Амелия из вежливости отпила глоток.

Софи, которая почти не уделяла баронессе внимания во время ужина, возбудила всеобщее любопытство, обратившись непосредственно к Амелии:

– Дорогая баронесса, скажите нам, как вы находите этот новый сорт нектара, предназначенного для королевского двора и Хофбургского дворца?

– Он превосходный, маркиза, – пробормотала Амелия.

– А император пьет коньяк? – спросила пожилая дама с бриллиантовым украшением.

– Полагаю, что пьет, – ответила Амелия.

Тут посыпались вопросы: о нравах и обычаях австрийцев, о нарядах императрицы, о смерти ее кузена Людвига II Баварского. Молодая женщина пыталась удовлетворить любопытство каждого, в то время как Софи не сводила с нее торжествующего взгляда.

– Друзья, перестаньте изводить нашу драгоценную гостью! – внезапно воскликнул Эдмон. – Какое у нее сложится мнение о добром шарантском обществе, если вы ведете себя чересчур навязчиво, я бы даже сказал нескромно?

Делая ударение на последнем слове, маркиз испепелял взглядом молодого человека из соседнего имения, который поинтересовался, была Амелия помолвлена или же замужем. В ответ молодая женщина тихо прошептала, что она вдова.

– Мой супруг прав, – поддержала Эдмона Софи. – Простите наших друзей, дорогая баронесса.

Сияя, маркиза поднялась и сделала знак музыкантам, которые сразу же принялись наигрывать вальс. Это был сигнал к началу танцев. Площадкой для них служила расположенная неподалеку широкая ровная лужайка, трава на которой была коротко пострижена.

Гости поспешили туда, громко разговаривая и смеясь. Вскоре пары уже кружились в свете разноцветных фонариков. Эдмон хотел сопроводить Амелию, однако, ошеломленный, обнаружил, что она исчезла.

* * *

Амелия шла, приподнимая подол платья. Она уже скользила меж деревьев в глубине парка. Во время одной из прогулок Софи указала ей на дверь в стене, ограждающей поместье, и теперь юная баронесса устремлялась именно к ней. Молодая женщина была подавлена, ее нервы были натянуты до предела.

До нее доносилась музыка – навязчивая, жестоко ранящая ее, ведь каждое па вальса напоминало ей о Карле. Она вспоминала его лицо с гармоничными чертами, улыбку, нежность прикосновений.

«Лишь с ним, с ним одним я могла бы танцевать… Я не хочу больше видеть всех этих людей, я больше не могу их видеть», – думала она, содрогаясь от рыданий, как в детстве.