…но время шло, а ворота крепости оставались закрытыми. Уже и небо с востока порозовело, и солнце поползло на небо, понемногу разгоняя ночной туман. За крепостью стали видны горы, поросшие лесом; в утренних лучах весело зазеленели по берегу сосны; минул час, другой…
Давно пришла пора индейцам выходить из Шисги-Нуву, но цитадель смотрелась такой же безжизненной, как в первый день, когда увидел её Лисянский.
Старшина охотников расположился с капитаном на борту «Невы» и набивал очередную трубку дарёным бразильским табаком.
— Вороны, — молвил он, пустив клубы душистого дыма. — Однако, не к добру.
И верно, над крепостью реяла большая стая ворон, которых прежде не было. Грай стоял на всю округу, а невесть откуда налетали всё новые и новые птицы.
— Всем, у кого есть ружья, в шлюпки и на берег, живо! — скомандовал Лисянский.
Командовать высадкой двух сотен человек был назначен лейтенант Арбузов; раненого Повалишина капитан в дело не пустил. За стрелецкими лодками осторожно потянулись байдары алеутов и остальных туземных союзников. Оставшиеся на кораблях напряжённо ждали, как Шисги-Нуву встретит новый приступ. Лисянский терялся в догадках.
— Не понимаю, — сказал он старшине охотников, — почему колюжи не выходят из крепости? Почему нарушают условия перемирия? Мы же договорились! Я им слово дал…
— Известное дело, каждый о других по себе судит. — Старшина посасывал трубку и щурился от едкого дыма. — Они алеутов хорошо знают, сами такие же, и от вашего благородия тоже ничего, кроме коварства, не ждут.
Воины Арбузова на берегу взяли ружья наизготовку и начали опасливо приближаться к крепости, готовые открыть огонь при первом появлении врага. По команде лейтенанта несколько особенных смельчаков побежали вперёд и, достигнув стены, прижались к брёвнам палисада. Отдышавшись, они прокрались вдоль частокола к воротам и через щель заглянули внутрь…
Катер с Лисянским был на берегу через несколько минут. Ворота открыли, и отряд вошёл в пустую крепость. Вдоль фасадной стены один к одному лежали несколько десятков обезглавленных тел, завёрнутых в меховые плащи.
— Однако спешили очень, — заметил кто-то из кадьякцев, а охотничий старшина, который неотступно следовал за капитаном, пояснил:
— Это которых вчера убили. Кто на войне погиб, того полагается в пепел обратить. Но тут жечь не стали, только головы унесли. В волосах-то душа живёт, по-ихнему… Спешили, точно. И внимание кострами привлекать не хотели.
Лисянского провели к дальней стене — под ней обнаружился подкоп, ведущий к лесу. Промысловик оказался прав: индейцы насчёт миролюбия других туземцев не обольщались и предпочли скрытно покинуть Шисги-Нуву. За время после полночного воя, которым колюжи дружно согласились на перемирие, они отошли уже по меньшей мере десятка полтора вёрст от крепости.
— Ваше благородие, — позвал Арбузов капитана, — там… извольте взглянуть.
Между внутренними строениями крепости во множестве лежали убитые дети и собаки, все с перерезанным горлом. Лисянский обмер и перекрестился.
— Господи, какое варварство… Детей-то зачем?
— А чтоб не выдали, — безучастно сказал охотник. — В крепости-то всё равно, пусть их плачут, и морды собакам перемотать можно. Только собаки, ваше благородие, по дороге кусты метят. Как следы ни заметай, ни путай, по их запаху беглецов найти можно. Опять же, с малыми детьми быстро не пойдёшь, а как заплачет кто из них невзначай — издалека слыхать. Колюжи погони нашей боялись, вот и порезали всех. Ищи-свищи теперь.
— Господи, господи, — продолжал креститься Лисянский.
В одном из строений взаперти нашлись эскимоски с алеутками — пленниц крепко связали, но пощадили, чтобы не обозлять врагов пуще прежнего. При виде спасённых у капитана в самом деле немного полегчало на душе. Охотник продолжал ходить следом, улучил этот момент и попросил без изысков:
— Дозвольте людишкам пограбить маленько, ваше благородие. Колюжи-то всю рухлядь свою и запасы бросили. Не пропадать же добру.
Промысловик смотрел с надеждой, и Лисянский только рукой махнул — чего уж, грабьте…
…а сам с Арбузовым печально разглядывал драный гвардейский мундир в пятнах крови. Поручика Толстого в крепости не было — ни мёртвого, ни живого.
Глава VI
Фёдор Иванович в самом деле был ни жив, ни мёртв.
Ночью индейцы волоком вытащили контуженного графа через подкоп из Шисги-Нуву и увели в лес. Где россыпью, где гуськом долго шли руслами ручьёв по колено в воде, чтобы сбить погоню со следа; поднимались в горы, спускались в распадки… Куда колюжи держали путь и как далеко успели уйти от брошенной крепости, — Фёдор Иванович не знал и спросить не мог. Но во второй половине дня расстояние показалось тойонам достаточным, и несколько сотен человек снова собрались все вместе на берегу то ли длинного озера, то ли бухты.