Читаем Америго. Человек, который дал свое имя Америке полностью

Пьеро пытали в течение двадцати дней. Семья отреклась от него. Дочь молила пощадить его, напоминая Лоренцо «о милосердии, которые вы являли мне, называя меня сестрой»[78]. Лоренцо в конечном счете освободил его под надзор и на милость герцога Милана. В 1490 году Пьеро был убит в Алессандрии, выполняя задание нового хозяина; убийцы подвесили его на балконе правительственного здания – тот же способ, который использовали при казни заговорщиков Пацци – а затем, сброшенного на мостовую, прикончили ударами кинжалов[79].

Маловероятно, однако, что опрометчивые действия Пьеро скомпрометировали всю семью Веспуччи в глазах Лоренцо. Пьеро всегда вел себя независимо и находился в постоянном разладе со своими кузенами. Он пытался вбить клин между Медичи и Гидо Антонио, которого обвинил (что совсем уж неправдоподобно) в участии в более раннем заговоре[80]. И всё же защитник семейного герба на рыцарском ристалище запятнал семейную честь. Со смертью же Джулиано утратило политическое значение и слабое эхо прелестей Симонетты Веспуччи, – если они когда-нибудь его имели.

Новые обстоятельства поначалу не повлияли на перспективы Америго. Напротив, война, ставшая следствием заговора Пацци, обернулась для него счастливым шансом. Она стимулировала активность флорентийской дипломатии, обеспечила важные назначения для Гидо Антонио, в результате чего Америго отправился в Париж. Итог миссии вряд ли способствовал укреплению его положения в обществе. К тому времени, когда Симоне просил его передать «нижайшие поклоны» (стр. 43), Америго уже миновал пик своего влияния в семье.

Как бы то ни было, на покровительство со стороны Великолепного надеяться уже не приходилось. Лоренцо выходил из коммерции. Следуя тенденции, становившейся общей для флорентийской знати, он всё больше смотрел за городские стены, выбрав в 1485 году, как отметил Полициано, деревенскую виллу «для отдохновения от городских забот и обязанностей»[81]. Он работал над увеличением доходности своих ферм, чтобы компенсировать риски банкирского дела. Всё это не могло устроить Америго – городского жителя с мозгами, заточенными на коммерцию.

Неясно, что именно пошло не так в отношениях Америго с Великолепным. Но что-то случилось, и именно с этим «что-то» связано охлаждение Лоренцо ко всей семье Веспуччи. Согласно Лоренцо ди Пьерфранческо, Лоренцо умышленно начал «придерживать» Веспуччи к крайнему неудовольствию Джорджио Антонио. Письмо без точной даты передает нам суть события без прикрас. Америго посетил его, сообщает Лоренцо ди Пьерфранческо, чтобы обсудить семейные дела. «Полагаю, дела сейчас идут плохо, – пишет Лоренцо ди Пьерфранческо, – поскольку, по-моему, Лоренцо не имеет желания помогать». После еще нескольких фраз с целью успокоить Джорджио Антонио Лоренцо ди Пьерфранческо пишет: «Узнай, что ему нужно, и предложи ему всю возможную помощь с нашей стороны, что бы это ни было, и скажи ему, что пока мы владеем чем-то, он не будет ни в чем нуждаться, и что, благодарение Богу, у нас всего так много, что у него всего будет в достатке, против желания того, кто хочет обратного»[82]. Недоброжелателем был, конечно, Лоренцо Великолепный. Отчасти, похоже, желая досадить кузену, но также и оказать уважение Джорджио Антонио, Лоренцо ди Пьерфранческо начал поддерживать Веспуччи. Когда Америго потребовалась хорошая работа, он нашел ее через младшую ветвь Медичи. Чего Америго не добился, так это надежности положения – и, очевидно, «чести и славы», искать которые наказывал ему отец.

Трудно не задаться вопросом, насколько Веспуччи был надежен в деловом отношении. Покинув ближний круг Лоренцо Великолепного, он обнаружил, как мы увидим, свою спекулятивную, авантюрную жилку, получая небольшой профит из работ по благоустройству города, – в «хитрых» сделках и мутных компаниях. Фальшь и лицемерие, свойственные Веспуччи, идут иногда рука об руку с другими формами бесчестья. В одном из писем-черновиков в его книге упражнений предвидится спор с работодателем относительно недостачи в бухгалтерии: «Я никогда, – протестует пишущий, – не куплю и не продам ничего ценного от вашего имени, но только в соответствии с вашими четкими инструкциями и ожиданиями»[83]. Было ли это просто упражнение или описание потенциально неприятной ситуации, подобно тому, как мы обычно репетируем неприятный разговор в уме? Мы можем заключить из этого лишь то, что обвинения в воровстве денег были рутиной в деловой сфере, где вращались Веспуччи. Но нет свидетельств, что Лоренцо отдалил его за какой-то серьезный проступок. Разрыв Великолепного с Веспуччи был всего лишь эпизодом в процессе постепенного отчуждения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное