«Отправляйся на Запад, молодой человек», – так звучал добрый совет в Италии 15-го века. Процветающие иберийские рынки не только были опорными пунктами на пути к Атлантике и северной Европе, но и предлагали собственные заманчивые коммерческие возможности. Для флорентийцев испанская шерсть была важным ресурсом в их ткацкой индустрии, в которой семья Веспуччи имела свои интересы. Семья Пацци, величайшие враги Медичи на политическом поле Флоренции, в 1420-х годах открыла представительство в Барселоне, что помогло ей восстановиться после спада, грозившего оставить ее за пределами элиты флорентийских династий. Начиная с этого десятилетия и впредь Медичи имели в Испании своих агентов, а у себя во Флоренции нанимали на работу испанцев, включая Фрея Франциско де Арагона, консультировавшего Лоренцо де Медичи по вопросам королевского этикета[93]
. Испания же поставляла флорентийцам породистых лошадей и собак[94].Веспуччи направился в Севилью. Это было одно из лучших мест в Испании для иностранца, решившего заняться бизнесом в годы позднего Средневековья. Город издавна привлекал иммигрантов из Италии. Одними из первых в Севилью начали прибывать генуэзцы – сразу после того, как король Фердинад III Кастильский присоединил Севилью и ее окрестности к своему королевству в 1248 году, отвоевав территорию у мавров. Во времена Веспуччи генуэзцы всё еще доминировали в иностранной общине и составляли самую большую группу иностранных резидентов во всей Испании. Две из самых богатых и родовитых семей города, Эстунига и Боканегра, прибыли из Генуи за несколько поколений до Веспуччи. Среди многочисленных новоприбывших во второй половине 15-го века было немало людей с серьезными капиталами, готовых вложить их в рискованные предприятия, способные принести в случае успеха большую прибыль. По свидетельству современников, в 1474 году в Севилье проживало более сотни генуэзских торговцев[95]
. Они выплачивали более половины всех налогов в казну города. Не менее тридцати из них, представлявшие одиннадцать торговых домов, обладали правами граждан.Не только община генуэзцев, но и иностранное сообщество в целом росло и развивалось. В городе проживал по меньшей мере еще двадцать один итальянец, около полудюжины из них – венецианцы. В искусствах доминировали бургундский и французский вкусы, а большинство художников-иммигрантов прибыли с севера Европы. В 1470-х из Бретани приехал Лоренцо Меркаданте, а выдающийся мастер Энрике Алеман – из Германии. В 1478-м Энрике установил новые витражи и алтари в часовнях собора. К тому времени, впрочем, репутация Италии как колыбели искусств достигла севильских патронов, и они стали всячески привечать итальянских художников. Печатное дело, процветавшее в Севилье, привлекало флорентийских ремесленников. Коммерческие возможности в городе оказались даже более заманчивыми, чем сфера искусства. Среди бизнесменов, которые в 1469 году привезли морем зерно – в тот год город испытывал его нехватку – было пятеро флорентийцев[96]
. Но флорентийские торговцы осваивались в Севилье не так быстро, как генуэзцы. На момент прибытия в город Веспуччи нам известно только о четырех таких торговцах в Севилье с правами гражданства. Число иностранных переселенцев резко возросло, когда началась торговля с Новым Светом, но Веспуччи оказался в городе незадолго до возникновения этого феномена. Его присутствие нельзя объяснить только следствием возросшей миграции. Мы попробуем определить или по крайней мере сделать предположение о его личных мотивах.