Америка-мать зовёт?

Учительница обрадовалась, когда у ее «карандашного» Ника появился личный патопедагог, что-то вроде высокооплачиваемой гувернантки с педагогическим образованием и навыками психологической игры. Она умоляюще посмотрела на Марину и карандаши ученика. А Марина ей ответила со своим милым русским акцентом: «А они нам нужны. Мы без них ни минуты не можем! А чем мы, по-вашему, будем в носу и ушах ковыряться?» Все засмеялись. Ник покраснел и убрал карандаши в пенал. Игры с карандашами прекратились навсегда.

Марина была занята корректировкой поведения подопечного постоянно. Вплоть до того, чтобы напомнить ему поблагодарить ученика или учительницу за услугу или похвалить за радение или аккуратность, если старался.

Однажды Ник проработал всю перемену, доделывая классную работу. У него оставалось пять минут, и ему было разрешено выйти во двор, где его класс играл в футбол. Но вскоре позвали всех строиться, чтобы идти обратно в кабинет на занятия. Ник снял свои перчатки, бросил на асфальт, пнул их и выкрикнул: «Несправедливо!» И тут Марина начала «зеркалить» его поведение: резко сняв свои перчатки, бросила их, пнула и повторила: «Это несправедливо! Я должна отдыхать на Гавайях, в круизе, а я работаю! Видишь, как смешно со стороны смотрится такое поведение?» Ник понимающе кивнул, с улыбкой на лице. Шторм отступил.

В другой раз Ник оказался раздосадован из-за того, что учительница была занята и не уделяла ему внимания. Он начал громко ворчать-возмущаться: «Это несправедливо! Я не знаю, над чем работать!» И нудил, и нудил… Марина сказала, что, только когда купит ему в «Долларовом магазине» корону с надписью «Особенный ученик» и колокольчик на шею, учительница будет отличать его от других и прыгать перед ним на задних лапках с подносом в руках! Он улыбнулся ее шутке и перестал возмущаться, осознав, что он, в конце концов, не пуп земли!

Когда одноклассники Ника проголосовали, что все идут на улицу, он захотел остаться в классе на перемене и играть на компьютере, — привилегия, которую он заслужил за хорошее поведение. Ник вдруг упал на ковролин, стал плакать, огрызаться. Марина и тут нашлась, что сказать: «У нас с тобой два выхода из положения: сделать тебе укол от бешенства или мне поговорить с тобой по-русски». Мальчик оживился и попросил ее поговорить с ним на ее родном языке. Она так и сделала.

Супервайзеры Марины спорили, с чьими клиентами она будет работать, ее подход считался «успешным и творческим». Марину ставили в пример на собраниях. До нее ни один патопедагог не учил ребенка готовить и печь дома! Они только в настольные игры с детьми играли, гуляли и общались. Марина учила своих подопечных, с которыми работала на дому после школы, следовать вербальным и текстовым инструкциям (на коробках и банках с полуфабрикатами). Приготовление пищи развивает в ребенке чувство самоуважения, самостоятельности, ответственности (если не так намешаешь продукты или не вытащишь вовремя из духовки — труды насмарку!). Марина решила, что трудные дети — это ее призвание.

Роб некоторое время радовал. Он ведь и машину новую в кредит ей взял, и выделил деньги на детский сад для Криса. За сад нужно было заплатить вперед за полмесяца. Сто восемьдесят долларов в неделю! Плюс пятьдесят долларов — регистрация ребенка! Роб заплатил четыреста вперед! А она зарплату не сразу стала получать. Ну, а когда стала получать, получилось примерно четыреста-пятьсот в неделю. Работать ей было выгодно. Вот если бы она в куриной забегаловке пахала, то зарплата вся уходила бы на бензин да ясли! Хотя она слышала, что есть льгота для малоимущих семей: государство оплачивает услуги детского сада.

Роб не ограничивал свободу Марины и помогал найти себя в новой стране. Она это понимала и испытывала благодарность к мужу. Некоторые ее знакомые, русские и филиппинские домохозяйки при мужьях-американцах, были привязаны к дому и ребенку, без машины и водительских прав, не имеющие представления, сколько муж зарабатывает, сколько денег уходит на те или иные счета и даже как выходить в Интернет! Мужья таких русских жен были уверены, что полный холодильник и отсутствие сбоев с водой и есть предел мечтаний заграничной жены, «ориентированной на семью». Марина сочувствовала русским женщинам, которые в Америке оказались как в клетке. Нет работы — нет машины — нет денег на детский сад для ребенка. И муж-американец, который выписывал себе иностранку-жену для роли домохозяйки и матери, ничего не может или не хочет сделать, чтобы она стала самостоятельной, независимой. Ей грех жаловаться на мужа и судьбу, хотя у нее и не было ни чемодана с бриллиантами, ни возможности раз в год ездить на родину, ни сумки или обуви из натуральной кожи, ни настоящих французских духов… Зато у нее был здоровый ребенок. Вот есть матери, у которых дети-инвалиды, и хоть улейся французскими духами, хоть завались сумками из крокодиловой кожи, радостней жизнь не станет… Так? Так!

Глава тридцатая Почему американцы улыбаются?