Интересно отметить, что от американской общественности не ускользнуло сходство между мобилизационными методами выхода из кризиса, которые использовались немцами и итальянцами, и стратегией Рузвельта. Поползли слухи о том, что Рузвельт и его команда тайно сочувствуют фашистам и сами проводят политику «ползучего фашизма»[256]
. Американские обыватели из уст в уста передавали слухи о том, что в стране готовится фашистский заговор.Одни утверждали, что американским дуче может стать сам Рузвельт, другие полагали, что президент лишь подготавливает почву для своего преемника[257]
.Отражением этих страхов стал вышедший в 1935 году роман нобелевского лауреата С. Льюиса «У нас это невозможно»[258]
, в котором маскирующийся под демократа политик фашистского толка, используя демократическую процедуру, приходит к власти и устанавливает в Америке диктатуру. К слову, прототипом главного героя романа Льюиса стал вполне реальный политик — губернатор Луизианы, а потом сенатор Х. Лонг, выдвижению которого на выборы президента США помешало его убийство в 1935 году[259].Страхи американцев имели под собой определенное основание. Некоторые из людей Рузвельта оказались большими поклонниками фашизма, как например, Х. Джонсон. Бригадный генерал Джонсон, который в годы войны вместе с Б. Барухом контролировал оборонную промышленность, был назначен президентом на должность руководителя Управления по восстановлению экономики. Основной целью Управления было покончить с разрушительной конкуренцией между корпорациями, а также улучшить отношения между наемными работниками и работодателями. Новое назначение Джонсон воспринял как возможность провести в жизнь идеи, почерпнутые, к примеру, из трактата «Корпоративное государство» Рафаэлло Вильоне — любимого экономиста Муссолини. Экземпляры книги он разослал не только своим коллегам, но и министру труда Ф. Перкинс (первой женщине в американском правительстве), попросив распространить работу итальянца среди членов кабинета. Широкую известность приобрели фашистские манеры генерала, который любил в заключение публичного выступления вскинуть руку в римском (фашистском) приветствии.
По Америке ходили слухи о попытках устроить заговор с помощью военизированных организаций. Нередко эти страхи использовали сами власти для борьбы со своими оппонентами. Так, летом 1932 года поход на Вашингтон начала так называемая Премиальная армия
Подытоживая сложившуюся ситуацию, рузвельтовский министр внутренних дел Г. Айкс открыто заявлял в 1935 году: «С каждым днем становится все яснее, что в нашей стране существует опасное движение, которое стремится заменить наши свободные установления ненавистным фашизмом. Эта группа состоит (или, по меньшей мере, пользуется активной поддержкой) из людей, наживших огромные состояния и добившихся могущества путем эксплуатации не только естественных богатств Америки, но и ее мужчин, женщин и детей. Они не останавливались ни перед чем в своей погоне за этими богатствами, а теперь они не остановятся ни перед чем, чтобы их сохранить и приумножить. Стремясь довести нас до патриотической горячки разговорами о том, что “нашей стране грозит коммунистическое восстание”, эти господа пытаются заручиться нашей поддержкой для фашистского переворота[260]
».В сущности, ни фашизм, ни нацизм не вызывали в 1930-е годы явного отторжения у многих представителей истеблишмента Соединенных Штатов. Многие американские бизнесмены и политики охотно приветствовали Гитлера и Муссолини, которые казались им самой надежной гарантией от проникновения большевизма за пределы Советского Союза. Отдельные видные американские политики не скрывали своих симпатий к тоталитарным режимам, установившимся в Италии и Германии. Сенатор от штата Пенсильвания Д. Рид заявлял в 1932 году: «Я редко завидую системе правления в других странах, но я говорю: если нашей стране когда-либо был нужен Муссолини, то именно теперь пробил час»[261]
. Ему вторил президент престижного Колумбийского университета, который в 1931 году в речи перед первокурсниками утверждал, что тоталитарные государства «выдвигают куда более умных, волевых и значительно более мужественных людей, чем государства с представительной формой правления».