Америка – разлучница

— Так больной, если хотите выздороветь, то слушайтесь только меня. Будем лечиться и дышать свежим воздухом. Всё, звоню брату. Пусть гонит грузовичок. Мы переезжаем — сказала Наташа, и вышла из комнаты. Сделала пару звонков в больницу, дала распоряжение брату, деловито отдавая команды бегающим мамкам, которые смотрели на неё с обожанием.

— Олег чаю попросил. Господи, спасибо тебе Наташенька. Ты свет в окошке наш. У него прям глаза посветлели. До этого смотреть было на него страшно — говорила и бегала одновременно Марина Семёновна.

Наташа улыбалась и слушала их хвалебные речи. Самой было страшно, но она понимала, что те несколько недель, что ещё проживёт министр, для неё будут настоящим, очередным испытанием. Дождавшись своего мужа, поговорив с Мишей, и дав последние распоряжения по переезду родне, легла она уже далеко за полночь. Уткнулась в подушку, тихонько заплакала.

3.

Дача встретила их плохой погодой. Без конца шёл осенний, проливной дождь, и сквозь пелену серой воды, трудно было поверить, что всё будет хорошо, и солнце обязательно появится. Но никто не унывал. Наташа была предводителем команды, и легко справлялась с этой ролью. Давала распоряжения, чтобы топили баню, бегали в подпол за картошкой, развлекали Олега Ефимовича. Сама ему колола уколы, давала таблетки, и мерила давление. Ей помогали абсолютно все, но главную роль она забрала на себя. Роль последней надежды. И она с ней справлялась. Когда нужно было готовить кушать, она сажала Олега Ефимовича в глубокое кресло, и давала ему самую лёгкую работу. Почистить яблоко, или взбить яйцо с сахаром. Он с удовольствием ей подчинялся, и делал любую работу. Постепенно, он уменьшил количество обезболивающих. Просто забывал их принять. Наташа подмечала это, и с радостью загружала его всякой всячиной, нисколько не стесняясь его болезни. Много читали, разбирали огромное количество сложных медицинских историй болезни, которые присылали коллеги из министерства, для совета и помощи. И Наташа вязала ему свитер. Вечерами, когда дом умолкал. Петелька за петелькой, под присмотром Марины Семёновны, которая умела вязать. Олег Ефимович много смеялся, когда она чертыхалась и швыряла клубок об стену, потому что делала очередную «дырку» в схеме вязания. Он говорил, что будет зимой ходить как дырявый старый дед. Но всё равно очень хотел одеть этот свитер, и заставлял Наташу доделать свою работу, даже через «не хочу».

Три недели пролетели как одно мгновение. Живя дружною толпой, они настолько «тепло» и тесно общались, что даже не заметили прихода зимы. Вот в одно утро раз, и выпал снег. На дворе стоял декабрь. Только что все смотрели в окно, поражаясь бесконечной воде с неба, а тут раз, и всё стало белым — бело. Наташа встала рано, и увидев такую красивую картину, тут же затеяла блины. Она умела «женить» погоду с кулинарией. И ей показалось, что сегодня нужно испечь «толстые как матрасы», рыжие блины. Поставив опару, побежала наверх, чтобы дать лекарство Олегу Ефимовичу. Она видела и чувствовала начало конца, но не хотела верить в это. Так же, как и он. Поэтому они играли в игру, которая называется «всё хорошо». И никому о том, что ему становится хуже, не говорили. Потихоньку от всех, Наташа начала колоть синтетические обезболивающие. Они были эффективнее таблеток, и имели свойства длительного действия. Министр не был против, и был благодарен за то, что подольше не болит. Но всё же он слабел. Часто отдыхал, и не мог уже держать долго книгу в руках. С мыслями, чем ещё можно помочь, Наташа заглянула в комнату к нему.

— Родненькая пришла. Привет! Уколешь меня? Болит очень — сказал Олег Ефимович.

— Конечно уколю, никаких проблем. А потом пойдём жарить блины, и когда их все сожрём, побежим гулять. Снег выпал — отрапортовала Наташа на одном дыхании и посмотрела на него с прищуром, оценивая цвет кожного покрова.

— Погоди, егоза. Тебе письмо пришло от Давида. Мама твоя вчера с города привезла, и ничего не сказала тебе. Боится, что опять плакать будешь.

— Не буду плакать, у меня теперь есть чем заняться. Быстро у нас письма приходят, я ему месяц назад написала, а он уже мне обратно прислал, «ответочку», так сказать. Раньше дольше шло. Научились значится работать, «почтовые черви» пенсионного возраста.

Олег Ефимович смеялся до хрипоты, и закашлявшись, долго ещё подсмеивался над шутками Наташи. Вот с этим настроем сделали укол, пожарили блины, и собрались гулять, захватив письмо Давида с собой, чтобы почитать на свежем воздухе. Одев потеплее и себя и папу Давида, вышли гулять. Сев на скамейку, Наташа подстелила под них тёплые подушки, накрыла толстым пледом, и налив по стаканчику горячего чайку из термоса, открыла письмо:

— Ну что, давайте, наверное, письмо его почитаем? Не холодно? — спросила Наташа.

— Нет родная, не холодно. И главное, не больно сейчас. Только вот я хочу спросить тебя, а удобно ли тебе читать его письмо, которое только тебе предназначено? Неудобно как-то мне, нехорошо будет.

— Ну и чего такого неудобного он может мне написать, чего вы можете не знать?