Америка (Reload Game)

Ну вот, разминка окончена. Секунданты — аут, гонг!

— Этого я не могу вам сказать: механизм эвакуации за границу уже запущен, а поскольку со мной тут, у вас, может приключиться всякое, подробности маршрута мне неведомы. Скорее всего, парень уже тю-тю…

— Вы в своем уме, ротмистр? — голос генерала был тих и участлив. — Вы хоть отдаленно понимаете — во что влезаете и под какие статьи идете? Вы и ваше ведомство?

— Ну, ведомство мое — бывшее! — тут вообще ни сном, ни духом,- улыбка ротмистра была легка и безмятежна. — Что ж до меня, ваше превосходительство, то я и так уже во всё это влез по самую маковку — безо всякого своего желания и согласия, и теперь мне — обратного хода нет, только вперед!

И если я не отменю приказа, мальчишка пришлет сюда из-за границы довольно неприятные документы, так что ликвидировать меня или законопачивать пожизненно в шлиссельбургскую одиночку уже бессмысленно. А вот если мы сейчас сговоримся, я готов поделиться кое-какими соображениями об убийстве министра колоний, которое вы сейчас расследуете. И если эти мои соображения помогут делу, вы прекратите подверстывать меня к убийству Командора — во что вы и сами наверняка не верите ни на грош. Такая вот «сделка с правосудием»; идет?

— Никакого «дела об убийстве министра колоний» нет, господин Расторопшин. Смерть была признана естественной.

— Да, и это было политическим решением сверху. Но вы, тем не менее, продолжили расследование — неофициально и секретно. И визит человека-тени ясно говорит о том, что вы «ведете огонь в верном направлении».

— А вы-то за каким дьяволом влезаете в эту кашу, ротмистр? — ворчливо откликнулся генерал после довольно продолжительного молчания.

— Чтобы избавиться от преследования по абсурдному обвинению. И еще: мне — как, похоже, и вам — не нравится, когда в столице моей страны иностранные агенты невозбранно убивают министров; вас это удивляет?

— Нет, нисколько. Продолжайте.

— В качестве вводной, ваше превосходительство: Лукашевич подробно рассказал мне о случившемся в особняке министра и в клубе «Бристоль». Поскольку официальной подписки о неразглашении он не давал, нарушения закона в том не было.

— Господи, а это-то вам зачем понадобилось? — с какой-то уже безнадежностью вздохнул генерал.

— Чтоб понять — чего он углядел со своей собакой такого, что их решили убрать. Для нападения на охраняемую конспиративную квартиру тайной полиции надо иметь очень серьезный мотив, не так ли?

— Да я не о том! Вы хоть понимаете, к какого уровня государственным тайнам походя прикоснулись? Профессионал — а ведете себя как младенец: увидал красивый гриб, красный в белую крапинку — и сразу в рот…

— Ну, священный принцип «меньше знаешь — крепче спишь» работает не всегда и не везде: в нынешнем моем положении, знаете ли, можно уснуть до того крепко, что не проснешься вовсе…

Так вот, будем исходить из предположения, что за гибелью обоих министров колоний стоят службы Калифорнии; какие именно (их там много), что за политические цели они преследуют и как сие сопрягается с российской политикой — это всё не наших умов дело. Важно же то, что в деле возник человек-тень — суперубийца, могущий такое, что обычному человеку и не снилось. Человек-тень вполне мог бы ликвидировать обоих министров так, чтобы смерти эти выглядели вполне естественными — никто бы и не спохватился; или, напротив, сделать их демонстративно-ужасными — чтоб вокруг только и разговоров о том было. Но нет, однако, ни того, ни другого. Вместо этого он устраивает два невероятных по драматизму спектакля, и в обоих — открытый финал: смерти те могут трактоваться как угодно. Вопрос: к чему такие сложности? Или, уточняя: кто истинный адресат этих зашифрованных посланий, кто зритель тех спектаклей?

— Вы имеете в виду: власть или публика?

— Совершенно верно, ваше превосходительство! Я не знаю никаких подробностей первого покушения, но то, что случилось на Морской — это какой-то праздник оккультной чертовщины, о котором увлеченно судачили бы хоть в кабаках у Московской заставы, хоть в салонах на Невском. Причем чертовщины, чрезвычайно опасной для общественных умонастроений — объяснять сие надо ли?

— Мне — нет. Продолжайте.

— Ничего этого, как мы видим, нет. Все эти живописные подробности поведения оборотней в городской черте, плюс полная неспособность властей и полиции бороться с оными, достоянием широкой публики так и не стали. Эрго, адресат посланий — именно власть, которую, помимо всего прочего, шантажируют возможностью крайне неприятного общественного резонанса; делают это умно — позволяя шантажируемому сохранить лицо… Как вам такая гипотеза, ваше превосходительство — на уровне общих соображений?

— Гипотеза, может, и любопытная, — равнодушно пожал плечами генерал, — но я пока решительно не вижу, чем это может нам помочь в расследовании конкретного происшествия на Морской. Надеюсь, это не всё, что вы собрались нам предложить на обмен?

О! «На обмен…»