Америка (Reload Game)

— Да пустое всё это! Возьмите себя в руки, ротмистр — ну, подставили, ну, дело серьезное, да. Проблема наша с вами вполне практического свойства — и уж вы-то всяко лучше меня соображаете в заметании следов…

Наступившее молчание прервал вдруг — тихо-тихо, почти шепотом — Саша, о котором оба они как-то подзабыли:

— Павел Андреевич! дядя Паша! Вы… вы ведь ее любили, да? По-настоящему?..

32

— …Скромненько у них тут. Скорее «чистенько, но бедненько», нежели «бедненько, но чистенько»…

Интерьеры петербургского представительства Русско-Американской Компании, которое публика начинала уже именовать — сперва в шутку, а потом и не очень — «калифорнийским посольством», и впрямь не впечатляли. То есть на самом-то деле впечатляли — но в несколько ином смысле. В подчеркнутой аскетичности салатового особнячка на Фонтанке многим лицам, осведомленным о финансовых возможностях его владельцев и их роли в наполнении казны Российской империи (едва ли не пятая часть ее поступлений), начала в последнее время мерещиться едва ли не политическая демонстрация — чего в действительности, конечно же, и в помине не было, но…

Кабинет Представителя — читай: посла, — куда сейчас пригласили Ветлугина с Расторопшиным, ничуть не выпадал из общего стиля: вдоль стен — шкафы, набитые книгами (насколько мог разглядеть со своего места Ветлугин — своды законов и сочинения по юриспруденции и финансам на нескольких языках), массивный стол со множеством выдвижных ящиков и полдюжины гамбсовских стульев; в красном углу — старинная икона (новгородская школа, Николай Чудотворец, естественно), на стене против окна — небольшое батальное полотно с новосибирскими ополченцами, отбивающими тлинкитский набег под водительством облаченного в индейские меха Никиты Панина (прикрывающее, надо полагать, встроенный сейф).

— Присаживайтесь, господа, прошу вас, — сделал приглашающий жест сухощавый блондин, чье невыразительное, чуть асимметричное лицо хранило невыводимые следы тропического загара. — Его степенство Представитель будет буквально с минуты на минуту. Я — советник Представительства Валентин Карлович Шелленберг. У нас возник к вам ряд вопросов, господа. Если позволите.

— А что, мы можем и не позволить? — рассмеялся Ветлугин

— Туше! — рассмеялся в ответ советник. — Разумеется, не можете. Дело в том, что ваш спутник, ротмистр Расторопшин, — возможно, не тот человек, за кого он себя выдает. Если это так, мы не можем позволить ему въезд в Русскую Америку.

— Я вас не понимаю, господин советник… Человек, сидящий сейчас рядом со мной — это тот самый Павел Андреевич Расторопшин, с которым я имел честь познакомиться во время прошлой моей, Кавказской, экспедиции.

— Речь не об этом, господин член-корреспондент. Ваш спутник, по вашей аттестации — отставной офицер Топографической службы, сиречь военной разведки. Якобы.

— Вы сомневаетесь, что офицер — отставной?..

— Мы сомневаемся, что разведка — военная.

— Как это понимать?

— Очень просто. Похоже на то, что ваш спутник — голубенький: он работает на Третье отделение, а Топографическая служба — лишь прикрытие. Работа у него… довольно специфическая. Вот, не далее как этой ночью: сперва его тайно вызывают к шефу Петербургского политического сыска генералу Чувырлину, прямо в его особняк — а потом, поутру, в Озерках находят двоих застреленных активистов «Земли и воли», парня и девушку. Простите за прямоту, Григорий Алексеевич, но — за каким дьяволом вам нужен в экспедиции этот упырь, штатный ликвидатор из Третьего отделения? Кого вы там, у нас, собрались ликвидировать?

— Господин советник, — тяжело уронил Ветлугин, бросив мимолетный взгляд на Расторопшина, который безмятежно изучал завиток потолочной лепнины и явно не собирался приходить ему на помощь, — спасибо, конечно, за ваши предостережения, я принял их к сведенью. Но в моей экспедиции я решаю, кто голубенький, а кто нет, ясно?!

— Кстати, о голубизне, — продолжил Шелленберг, ничуть не обескураженный этим афронтом. — Возможно, вам будет небезынтересно… Нынче ночью произошло еще одно любопытное событие: в Петербурге объявился некий Арчибальд Фиц-Джеральд, капитан штаба Бенгальской армии — вы, возможно, помните эту фамилию по вашим кавказским приключениям. Интересно, что здешний Фиц-Джеральд, если верить описаниям его внешности, оказался совершенно непохожим на того, которого мне доводилось знавать на Востоке — а вот на ротмистра Расторопшина он, напротив того, смахивал весьма и весьма. А самое любопытное, что он объявился не где-нибудь, а в «Эфиальте» — закрытом клубе для содомитов из высшего общества. Имея при себе прелестного мальчика, разбившего сердца многих членов клуба…

Нет, это ж надо — с какого конца зашли, а?!

— Так вот почему… — простонал он с надрывом, сделавшим бы честь любому провинциальному трагику, — вот почему ты охладел ко мне, Паша!.. Понимаю: я слишком стар для тебя!..

— Нет-нет, Гриша! — мгновенно принял подачу молодчина-ротмистр. — Это совсем не то, что ты подумал, клянусь! Я тебе всё объясню!..