Американец

От такого поворота событий я напрягся вдвойне, успокоившееся было сердце опять громко застучало, мешая своим стуком думать. Взглядом пытаюсь уловить все лишнее в густой зелени леса на той стороне дороги, потом поворачиваюсь и внимательно изучаю изменения на просеке, но ни там, ни там нет никаких изменений.

Лес все так же молчал, птиц не было вообще — их артиллерией спугнуло, — поэтому тишина была пугающая. Хех, тишина — это мне так показалось. Фоном всю дорогу была уже далекая, но отчетливо слышимая артиллерийская канонада…

Где-то слева, вдалеке истерично длинной очередью разразился пулемет и захлебнулся в шквале винтовочного огня. Кто кого накрыл, непонятно — не то наши фашистов прижучили и они в истерику впали, не то наоборот. Сейчас вообще разобрать что-либо однозначно невозможно — хаос, зараза…

Поток мыслей прервался: взгляд уловил движение за дорогой, и по телу словно пробежалось стадо мамонтов, руки и ноги ослабли, дышать стало невероятно тяжело, голова закружилась.

Опа, это кто?

Приглядываюсь и вылавливаю для себя отличительные элементы обмундирования и вооружения. Форма цвета хаки, коричневые ремни и подсумки, воротники с широкими петлицами не то черного, не то синего цвета, на головах конфедератки, в руках карабины маузеров, и у двоих МП-40… Поляки?! Не может быть, их же наши и немцы в 39-м раскатали! Как это? Да еще и с немецким оружием! Может, они под шумок пересекли границу и вышли сюда, надеясь на помощь русских пограничников? Слева кто-то зашелестел, и я оглянулся.

— Пшеки, чтобы их… Сколько их там? Восемь? Ничего… Немцы сами не рискуют пока лезть, вот и гонят союзников на мясо… — Немцы поляков вперед гонят? Поляки — союзники немцев?! Мысли просто взрывали мозг. Вашу мать…

— Что ты тут делаешь, Гарчук? На позицию! Сейчас они подойдут, и мы их прижмем. Огонь открывать только после меня, понял?

Боец кивнул и тихонько проскочил в овраг.

Притянув к себе винтовку, вжал приклад в плечо и поймал в прицел идущего впереди группы поляка с блестящими серебряными полосками на погонах и автоматом в руках. Второй унтер с автоматом замыкал группу… Так, до моего, то есть первого, автоматчика метров семьдесят, может быть, восемьдесят. Рано… Они не плотной группой идут, надо пропустить, оказаться во фланге. Проходите, ляхи, проходите… Наконец я оказался во фланге. Прицел на минимальную дальность — тут прямой выстрел. Целюсь автоматчику в грудь.

— Не любил я вас, ляхи, и уж теперь точно не полюблю… — шепотом для самого себя произнес я. Глубокий вдох, медленно выдыхаю и плавно спускаю крючок.

Бах! Унтера крутануло и бросило на землю. Слева тут же щелкает два выстрела подряд, и падает второй автоматчик. Отлично! Откуда я стрелял, противники не заметили и открыли огонь по кустам слева и справа, считая, что укрыться я мог лишь там. С куста Петра посыпались листья и ветки, срубленные пулями. Козлы! Усталость в теле исчезла, а разум приобрел хладнокровный и кровожадный голос, затребовавший разделаться с ненавистными врагами. Перевожу прицел на крайнего поляка справа.

Бах! Промазал.

Бах! Конфедератка слетела с головы, и лях уткнулся лицом в траву. Готов!

Ой-ё!.. Рано радуешься, дурак! Прячься!

Пули уверенно стали вышибать передо мной фонтанчики земли. Пограничник несколькими выстрелами отвлек внимание на себя. Подходящий момент для смены позиции.

Нырнув назад в отрог, быстро отбегаю вниз, к оврагу, на ходу меняю магазин на полный. В стволе один патрон, в магазине пятнадцать. Все по уму. Метрах в пяти-семи от первой позиции заползаю в неглубокую рытвину и вновь готовлюсь стрелять. Вдох-выдох, выискиваю взглядом конфедератки, а их и нет. Интересно… Вместо рогатывок появились каски. Хитрые пшеки… Ага, зашевелились: в ответ-то стреляет всего один противник. Двое поляков привстали на колени и продолжили стрельбу.

Бах! Бах! Стреляю, целясь в грудь первому. Раскинув руки, противник подломился и рухнул набок. Попал! Быстро перевожу прицел на другого. А он уже пораскинул мозгами, словив черепом пулю от Петра. Минус четыре.

Господи, я лично три человека застрелил, а в голове пустота! Я сошел с ума…

Краем глаза вижу справа движение — и резко перевожу туда взгляд. Поляк бежит к оврагу, держа в руках длинную рукоятку гранаты.

БЛИН!

Бах! Бах! Бах! Бах! Да что же ты, зараза, такой везучий! Умирай же!

Поляк швыряет в мою сторону гранату и все же ловит пулю. Прыжком я отскакиваю назад в овраг. Взрыв грянул в стороне и явно не в овраге: я не ощутил ударной волны. Зато на голову посыпалась земля. В ушах слегка зазвенело, но даже так я слышал, как быстро стреляет Гарчук. Слева в овраг свалился кубарем поляк. Ах ты, тварь! Я никогда не был драчуном и всегда считал себя дипломатичным, уравновешенным человеком. Но сейчас мне хотелось просто голыми руками вырвать сердце появившегося предо мной врага! Мы были близко, в метре друг от друга. И сейчас мы будем друг друга убивать… Хотя у ляха есть одна проблема. Он, слетев в овраг, выронил винтовку, а я уже стою на ногах и оружия не выронил.

— Матка боска! — воскликнул он.