Американец

— Я никого не оскорбляю, — возразил Ньюмен. — Оскорбительно ведете себя вы! Впрочем, нам не о чем больше говорить. Вы же только и ждете, что я поблагодарю вас за проявленную ко мне любезность и уберусь с обещанием никогда больше вас не тревожить.

— Мы ждем от вас, что вы поступите как умный человек, — ответила мадам де Беллегард. — Именно потому, что вы себя таковым зарекомендовали, мы и позволили себе действовать так, как действуем. Если приходится мириться с неизбежным, делать нечего, нужно мириться. Поскольку моя дочь вам решительно отказывает, есть ли смысл поднимать шум?

— Ну, отказывает ли мне ваша дочь, это мы еще увидим. Мы с ней все равно остаемся добрыми друзьями — наши отношения не меняются. Я уже сказал — мы с ней все обсудим.

— Бесполезно, — ответила старая маркиза. — Я слишком хорошо знаю свою дочь. Если она говорила с вами так, как говорила, — ее решение уже не изменится. И кроме того, она дала мне слово.

— Не сомневаюсь, что ее слово стоит больше, чем ваше, — сказал Ньюмен. — Но тем не менее я от нее не откажусь.

— Как вам угодно! Только если она не пожелает даже встретиться с вами — а она не пожелает, — ваше постоянство обречено быть чисто платоническим.

Бедный Ньюмен лишь напускал на себя уверенность. На самом деле необычайная страстность поведения мадам де Сентре его поразила и наполнила душу страхом, перед глазами у него все еще стояло ее лицо, словно живое воплощение самоотречения. Он чувствовал себя опустошенным и вдруг понял, что бессилен — он ничего больше сделать не сможет. Собравшись уйти, он немного постоял, держась за ручку двери, потом обернулся и, поколебавшись лишь секунду, обратился к старой маркизе уже совсем в другом тоне:

— Опомнитесь! Подумайте, что вы со мной делаете! Отпустите ее! Чем я вам так неугоден? Чем я так плох? Я же ничем не могу вам повредить! А если бы мог, не стал бы. Да я самый покладистый человек в мире! Ну что с того, что я занимаюсь коммерцией? Ради всего святого, что из этого? Ну да, я — коммерсант! Но только скажите, и я займусь чем-нибудь другим. Мы с вами ни разу не говорили о делах. Отпустите вашу дочь, и я никогда не буду ни о чем вас спрашивать. Я ее увезу, и вы меня никогда больше не увидите и не услышите. Если хотите, я буду безвылазно жить в Америке. Я подпишу обязательство не показываться в Европе. Мне ничего не нужно — только бы не потерять ее!

Мадам де Беллегард и ее сын обменялись взглядом, полным откровенной иронии, и Урбан сказал:

— Дорогой мой сэр, то, о чем вы говорите, вряд ли приемлемо. Мы отнюдь не возражаем поддерживать с вами знакомство как с вполне достойным иностранцем, но мы не имеем ни малейшего желания навсегда расстаться с моей сестрой. Мы возражаем против вашего брака, а высказанные вами предложения, — и маркиз позволил себе негромко вежливо рассмеяться, — делают этот брак еще более недопустимым.

— Ну хорошо, — сказал Ньюмен, — где этот ваш Флерьер? Я знаю, что где-то на холме, около какого-то старинного города.

— Совершенно верно. Не знаю, такой ли уж Пуатье старинный город, — ответила мадам де Беллегард. — Но расположен он на холме. Как видите, мы не боимся открыть вам, где находится наше поместье.

— Значит, город называется Пуатье? Прекрасно! — воскликнул Ньюмен. — Я сейчас же еду к мадам де Сентре.

— Теперь уже подходящих поездов не будет, — возразил Урбан.

— Я закажу специальный поезд.

— И выбросите кучу денег напрасно, — сказала мадам де Беллегард.

— Ну, через три дня у нас еще будет время поговорить, напрасно ли, — сказал Ньюмен и, надев шляпу, вышел.