Мадам де Беллегард еще некоторое время распространялась в столь же привлекательном стиле и с большим воодушевлением, из чего можно было сделать вывод, что ей нечасто представляется случай излагать свои оригинальные взгляды на жизнь. Она выразила надежду, что, как бы ни сложились отношения Ньюмена с другими членами семьи, он никогда не будет ее бояться, ведь ее взгляды слишком отличны от общепринятых. Сильные личности — les gens forts — она убеждена — всегда поймут друг друга, если даже живут в разных странах. Ньюмен слушал младшую мадам де Беллегард внимательно, но хотя ее речи забавляли его, он испытывал некоторое раздражение. Он недоумевал, куда, черт возьми, клонит эта молодая дама, утверждая, что ему не придется ее бояться, почему она так настаивает на их равенстве? Если он понимает ее правильно, она глубоко заблуждается — что может быть общего между болтливой глупой женщиной и разумным мужчиной, одержимым далеко идущими устремлениями? Внезапно мадам де Беллегард замолчала, пристально всмотрелась в собеседника и погрозила ему веером.
— Я вижу, вы не верите тому, что я говорю, — сказала она. — Вы слишком осторожничаете. Значит, не хотите вступить в союз? Ни в оборонительный, ни в наступательный? Напрасно, я могла бы вам помочь.
Ньюмен поблагодарил, заверив ее, что не преминет обратиться к ней за помощью.
— Но прежде всего, — добавил он, — я должен помочь себе сам. — И направился к мадам де Сентре.
— Мы с мадам де ла Рошфидель как раз беседуем о вас, — сказала мадам де Сентре, когда он подошел к ней. — Ее крайне заинтересовало, что вы настоящий американец. Ее отец побывал в Америке в прошлом столетии, когда французские войска помогали вам выигрывать сражения, и поэтому ей всегда очень хотелось встретиться с американцем. Но до сегодняшнего вечера у нее не было случая. Она говорит, вы — первый американец, которого она видит воочию.
Голова престарелой мадам де ла Рошфидель напоминала череп, нижняя челюсть отвисла, из-за чего губы не могли сомкнуться, так что ее речь сводилась к эмоциональным, но совершенно неразборчивым гортанным выкликам. Она поднесла к глазам старинный лорнет в серебряной оправе с изысканной гравировкой и осмотрела Ньюмена с головы до ног. Потом что-то произнесла, но, хотя Ньюмен почтительно вслушивался, он не мог понять ни единого слова.
— Мадам де ла Рошфидель говорит, что, вероятно, уже видела американцев, только не отдавала себе в этом отчета, — пояснила мадам де Сентре.
Ньюмен подумал, что, судя по всему, мадам де ла Рошфидель частенько не отдает себе отчета в том, что видит. А старая леди снова принялась что-то изрекать и, как стало ясно из перевода, сделанного мадам де Сентре, выразила сожаление, что при прежних встречах с американцами не уясняла себе, кто они такие.
Тут к ним, ведя под руку старшую мадам де Беллегард, приблизился дряхлый джентльмен, тот самый, что беседовал с маркизой. Его супруга представила ему Ньюмена, объяснив, по-видимому, какого он примечательного происхождения. Месье де ла Рошфидель, несмотря на свой преклонный возраст, был розовый, пухлый, говорил очень отчетливо и выразительно, почти так же благозвучно, подумал Ньюмен, как месье Ниош. Узнав, кто такой Ньюмен, старик повернулся к нему с неподражаемой старомодной грацией.
— О, мне уже доводилось встречаться с американцами, и месье далеко не первый, — сказал он. — Первый человек, воистину заслуживающий внимания из всех, кого я знал, был именно американец.
— Вот как? — с интересом спросил Ньюмен.
— Да, я говорю о великом докторе Франклине, — сказал месье де ла Рошфидель. — Конечно, я был тогда очень молод. В нашем monde
[94]его приняли очень хорошо.— Но не лучше, чем мы принимаем мистера Ньюмена, — сказала мадам де Беллегард. — Прошу его предложить мне руку и проводить в соседнюю комнату. Более высокой чести я не удостоила бы и доктора Франклина.
Повинуясь просьбе мадам де Беллегард, Ньюмен обнаружил, что оба ее сына вернулись в гостиную. Он попытался прочесть по их лицам, какова была сцена, разыгравшаяся в курительной после его ухода, но маркиз был так же холодно величав, как всегда, не больше, но и не меньше, а Валентин целовал ручки дамам с обычным для него в таких случаях видом, будто от упоения ничего вокруг не замечает. Мадам де Беллегард обменялась взглядом со старшим сыном, и когда она входила в свой будуар, он уже оказался рядом с матерью. Сейчас в комнате никого не было, и она могла служить вполне удобным убежищем для приватного разговора. Мадам де Беллегард убрала руку из-под локтя Ньюмена и оперлась о руку сына. С минуту она постояла так, высоко держа голову и покусывая нижнюю губу маленького рта. Боюсь, Ньюмен не сумел воздать должное этой величественной картине, а между тем мадам де Беллегард, хотя время и превратило ее в усохшую старую даму, являла собой замечательный пример достоинства, которое было порождено долголетней привычкой пользоваться властью и опираться на твердыню удобных ей светских условностей.