Американец

Ожидая, пока ему принесут заказ, Палмер невольно предположил, что ему вряд ли удастся сойти за кого-либо кроме самого себя. Его акцент, манера поведения, одежда, даже якобы спортивная куртка и кожаные мокасины сразу же выдадут его.

Там, до́ма, в Нью-Йорке он мог позволить себе выглядеть как кто угодно, как человек любой профессии и класса, а вот здесь только как иностранец или, иначе говоря, как турист.

Мимо столика бесконечной чередой — туда-сюда — проходили люди, чаще весело смеющиеся и шутящие. Но хотя это была территория Сорбонны, студенческого вида молодых людей среди них было куда меньше, чем следовало бы ожидать. Во всяком случае, в возрастном плане. Вокруг было множество подростков в модных прикидах, безрукавках из оленьей кожи, длинных плащах, полы которых подметали тротуар, длинных тюлевых шарфах а ля Айседора Дункан, голыми ногами, напомаженными волосами и, что самое удивительное, пустыми, совершенно пустыми глазами.

Время от времени появлялись люди несколько постарше. Чаще всего либо две женщины, либо двое мужчин, вяло бредущих по тротуару, но непрестанно бросающих быстрые жадные взгляды по сторонам. Вряд ли они хотели что-нибудь купить. Скорее, «продать» себя…

Перед кафе «Флор» с визгом шин затормозило такси, из которого сразу же вышли два моложавого вида американца, с уже наметившимися животами. Как теперь принято называть — «пивными». А сразу за ними — две парижские путаны. Хорошего класса и дорогие. Наверняка по вызову. Что сразу же было заметно по их внешнему виду — по вроде бы полупристойной, но вполне фирменной одежде и вызывающе, специфически бледно раскрашенным губам. Тут уж не ошибешься, глядя на них, подумал Палмер. Такие не уличные шалашовки, они не кормятся объедками, они сами накрывают на стол!

Один из мужчин заплатил за такси и жестом отпустил машину. Девушки пренебрежительно огляделись вокруг. Нет, это не их площадка. Вот отель «Риц» или «Георг V» — это совсем другое дело. Но не этот же хренов Латинский квартал с его вечно бедными и плохо одетыми студентами!

Официант подошел к столу, молча поставил охлажденный бокал с виски, рядом положил счет и так же молча ушел. Палмер сделал большой глоток, снова бросил взгляд на дорогих девушек, которые уговорили своих спутников для начала пойти в заведение под забавным названием «Наша аптека» на противоположной стороне.

Не успели они скрыться из вида, как там же, на углу совершенно неожиданно показалась Элеонора Грегорис, причем под руку с каким-то мужчиной! Палмер невольно выпрямился, прищурившись, вгляделся — не ошибся ли он? Нет, не ошибся. Она, это она! Его взгляд тут же опустился на ее ноги: да, на самом деле длинные и к тому же удивительно стройные. Как он с самого начала и предполагал. Она вообще казалась слишком высокой для европейки. Да еще такие длинные ноги. «Главное — ноги, а остальное неважно», — почему-то пришло ему в голову.

Ну и как это прикажете понимать? Впервые встретить в чужом городе человека, а потом снова и снова? Причем в самых неожиданных местах. Что это, случайность? Простое совпадение? Или… Он быстро допил свое виски, оставил деньги на столе и торопливо последовал за теми двумя дорогими девочками по вызову, которые только что скрылись за углом на другой стороне бульвара.

Тут толпа выглядела более смешанной: куда меньше американцев и заметно больше французов. Или, по крайней мере, европейцев. Но тоже вполне состоятельных, довольных жизнью и готовых наслаждаться ею по полной программе. Большинству лет за сорок, женщины, как правило, худые, с ореховым загаром по всему телу, которое они максимально демонстрировали всеми возможными способами: вызывающие разрезы на юбках, чуть ли не до верхней резинки мини-трусиков, прозрачные блузки, полуобнаженные груди… Эффект подчеркивался совершенно бледной, бесцветной помадой на губах и мрачно-черными тенями на глазах. Мужчины, почти все полноватые, с брюшком, пухлыми щеками, бакенбардами, чаще всего переходящими в густые, старательно набриолиненные усы. И с несколькими волосками на лысине. Эти, как отметил Палмер, на отдыхе не носили пиджаков. И вообще не признавали строгих тонов. Ни в шортах, ни в кроссовках, ни даже в нижнем белье. Все, абсолютно все должно быть многополосным, ну или хотя бы разноцветным. Плюс толстые широкие кожаные ремни, которые так любят садисты. Скорее всего, не для устрашения жертв, а чтобы заявить о себе. Так сказать, показать себя миру.

Когда он потягивал светлое эльзасское пиво, — терпеливо прождав минут двадцать пять в очереди, он все-таки оказался за столиком того самого знаменитого кафе «Брассери липп», — у него внезапно появилось ощущение дежавю. Но не того, что случилось с ним тогда, давным-давно в Париже, а чего-то, связанного с Нью-Йорком. Точно такие же малолетки, разгуливающие поздно вечером по Манхэттену, студенты в вызывающей рванине, как, скажем, в Бостоне или Южной Калифорнии… Те же самые «солидняки» в барах и клубах. Совсем как в Сан-Франциско, Вашингтоне, Чикаго. Да и, наверное, в любом другом крупном городе Америки.