Американец

Официант принес ему меню. Палмер даже не стал его изучать. В самолете его совсем неплохо покормили, но это было несколько часов тому назад. Поэтому он, не раздумывая, заказал choucroute[1] — самое известное фирменное блюдо «Брассери липп»? Разве только самый ленивый. Кто никогда не заглядывал в гламурные американские журналы.

У него вдруг почему-то появилось болезненное ощущение, что он вообще никуда не уезжал из дома. Это ужасно — сейчас не только аэропорты, но практически и все большие города Старого света походили друг на друга как две капли воды. Увы, похоже, Европа становится чудовищной имитацией Соединенных Штатов. Ужасно! Да, ужасно и по-своему обидно…

Его мысли прервал официант, принесший choucroute на подносе в двух глиняных горшочках, накрытых ярко расшитыми салфетками — кстати, тоже фирменная изюминка. От еды исходил такой приятный, чудовищно соблазнительный запах, что все дурные мысли тут же как бы испарились. Официант, довольно ухмыльнувшись, выложил choucroute из горшков на тарелку, благодарно кивнул и удалился. Палмер, с непонятной для него самого жадностью, начал есть, даже не есть, а, скорее, накинулся на эту действительно великолепную еду.

Глава 6

Было уже около двух часов ночи, когда таксист высадил Палмера у входа в отель «Риц». Он немного постоял, задумчиво глядя на темный фасад парижского филиала его банка ЮБТК на другой стороне площади Вандом. Что ему предстоит делать завтра — то есть, собственно, уже сегодня, — чем заниматься, у него пока еще не было ни малейшего понятия. Хотя рано или поздно ему в любом случае придется нанести туда визит. В филиал своего собственного банка. А ему этого так не хотелось…

Более того, у него появились серьезные опасения: а стоило ли вообще все это затевать? Не совершил ли он большую ошибку, согласившись вот так открыто приехать сюда для проверки и переговоров по столь деликатным вопросам? Даже если это напрямую не связано с его собственным банком. Наверное, было бы куда лучше просто скрыться из вида. По крайней мере, на месяц или, может, даже подольше. Чтобы всего лишь несколько абсолютно доверенных людей были в курсе его перемещений. Никаких платежных балансов, никаких официальных или даже полуофициальных встреч… Только солнечный пляж, ласковое море, долгие прогулки по гостеприимным улочкам тихого провинциального городка, может, даже музеи.

Войдя в отель и подойдя к стойке регистрации, он попросил ключ от своего номера. Дежурный портье, вежливо улыбнувшись, протянул ему ключ и два запечатанных конверта с каблограммами. На каждом из них крупными буквами было напечатано его полное имя.

— Ну и когда они пришли?

Брови портье удивленно поползли вверх. Он взглядом указал на верхние уголки конвертов, где ярко-фиолетовыми чернилами было проштамповано время доставки — двадцать три ноль ноль. Палмер нахмурился.

— Ладно, я поговорю об этом с менеджером утром, — сердито, чуть ли не гневно бросил он, резко повернулся и неторопливо направился к лифту, одновременно надрывая один из конвертов и искренне пытаясь понять, что именно вывело его из себя. Вроде бы давно уже пора научиться не выказывать раздражения только потому, что кто-то другой не умеет делать свою работу как положено.

У себя в номере он плюхнулся в шикарное кожаное кресло у большого окна, равнодушно посмотрел через шторы на уличные фонари, достал каблограммы из конвертов. Первая была от Вирджинии: «Добро пожаловать в Париж. Уже очень скучаю. Поскорей решай мировые проблемы и возвращайся, чтобы решить мои. Люблю, люблю, целую!» Палмер улыбнулся, бросил взгляд на часы. Да, сейчас там, в Нью-Йорке где-то около девяти вечера. Может, позвонить ей прямо сейчас, подумал он. Вряд ли — в это время международные телефонные линии наверняка полностью забиты.

Ладно, теперь вторая: «Cher papa, bien venue a Paris. Nous sommes tres triste mais tres bon. Retourenez-toi vitemente, Geraldine».[2]

Ну и что теперь? Делать еще один звонок в Нью-Йорк? Нет, это подождет, сначала надо собраться с мыслями. Он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза… Обычно сконцентрироваться на чем-то важном для него не составляло особого труда, но сегодня, здесь, в прекрасном, но все-таки чужом городе, где он совершенно один, где не от кого ждать ни поддержки, ни помощи, как принять нужное, правильное решение?

Ладно, сначала город. Неужели то, что он сегодня увидел, вызвало у него такое чувство депрессии? Вряд ли. Он попытался мысленно вспомнить свое последнее пребывание в Париже. Нет, не тогда с Эдис, а буквально через несколько дней после освобождения города от фашистов, когда их спецгруппа наконец-то напала на след колонны армейских грузовиков с архивными документами гестапо, слишком уж ценными и, значит, не подлежащими уничтожению.