Американец

Эта мысль сильно огорчила Лео. За все четырнадцать месяцев заключения он ни разу не испытывал такой тоски. Он вдруг почувствовал, что и сам ничего не стоит, что ему не на что надеяться, это заколдованный круг, где одна ошибка тотчас влечет за собой другую, а месть порождает новую месть. Настоящая тюрьма – в его голове, а та в другой тюрьме, которой является его жизнь, а та, в свою очередь, заточена в еще одну тюрьму – Неаполь.

Резким движением он высвободился и, посмотрев Кирпичу прямо в глаза, сказал:

– Незачем отправлять меня на кладбище. Дайте мне несколько дней, и я навсегда исчезну.

Это было разумное предложение.

Две недели спустя, в конце августа 1995 года, Американец поднялся на борт самолета компании «Алиталия», следующего по маршруту Рим – Нью-Йорк. Прилетев в аэропорт имени Джона Кеннеди, он сел в метро, доехал до автовокзала и оттуда продолжил свой путь в Хартфорд, Коннектикут.

– Ну всё, мне пора, – сказал он в день отъезда, пока его дружки спорили, кому нести чемодан.

Мать в полной прострации взглянула на него, не в силах смириться с происходящим: рано или поздно все мужчины покидали ее. На ней какое-то проклятие, подумала она, Иисус Христос наказал ее в тот день, когда она отказалась от своего духовного призвания. Она поцеловала сына в обе щеки и крепко прижала к себе, но по сдержанному ответному объятию поняла, что до сих пор не получила прощения.

С Пинуччей он повел себя иначе.

– Обязательно приезжай ко мне летом в гости. Только не тащи с собой этого нудилу Николу, – улыбнулся он.

Сестра разрыдалась и кинулась ему на шею.

– Пока, мам. Как только смогу, вышлю тебе деньги на билет.

– Не волнуйся, я сама об этом позабочусь, – отозвалась Эстер и добавила, пока сын не успел переступить через порог: – Ле, умоляю, слушайся дядю с тетей. И прежде чем что-то сделать, думай своей головой.

– Моей головой? – усмехнулся Лео. – Какой такой головой?

Еще несколько месяцев по кварталу ходили самые разные слухи. Время от времени кто-то утверждал, что разговаривал с ним по телефону или что говорил с кем-то, кто утверждал, что разговаривал с ним по телефону, но прошло несколько недель, и сплетни рассеялись, как туман, каждое утро на рассвете спускающийся с холма Каподимонте.

Никто больше не вспоминал Лео и не гадал, как ему там живется. Однажды его мать и сестра съехали с квартиры, и в наших краях их больше никто не видел. Начались перешептывания, и среди этого неразборчивого шума вдруг прозвучала не такая уж неожиданная новость: Американка переехала к дону Карло в другой район. Постепенно и их забыли, все вернулись к своим делам и зажили так, словно Американца никогда и не было.

Узник

Часть первая

2001–2010

Ты отринул нас, Ты сокрушил нас, Ты прогневался.

Псалом 59

Когда-то, еще во времена работы в Бари, Эдуардо по той или иной служебной надобности оказывался в кабинете Катальдо Ролло и забавлялся тем, что, покорно внимая очередной тираде директора барийского филиала, разглядывал висевшие над письменным столом гравюры с изображениями пастухов из знаменитого рождественского вертепа XVIII века – жемчужины художественной коллекции банка. Все эти точильщики в лохмотьях, разодетые в пух и прах простолюдинки и полусонные дети всегда были ему симпатичны. Любой, взглянув сначала на этих бедняков, а потом на него, подтвердил бы, что они ничем друг от друга не отличаются – живут впроголодь и надевают в праздник свое лучшее платье.

Потом отец уехал из Бари и не вспоминал о вертепе до тех пор, пока поздней весной 2001 года не пришел в кондитерскую «Мочча» на виа Сан-Паскуале, где ожидавший его представитель профсоюза с неожиданно мрачным видом сообщил, что все катится под откос.

– Туринцы сделали свой ход. – Так его собеседник высказался об инициированной «Санпаоло Ими» покупке большей части пакета акций Банка Неаполя у Национального рабочего банка. Дело дошло до того, что какой-то савойский франт вздумал перевезти это бесценное сокровище в туринский офис. – Они всё разграбили. Письменные столы, кресла, картины… И вертеп! Все уже упаковано и готово к отправке на север страны.

Представитель профсоюза смерил взглядом чопорного официанта, заказал четыре шоколадных профитроли и два эспрессо, а Эдуардо тем временем приготовился услышать о новых выходках подлых захватчиков. Это был секрет Полишинеля, но, чтобы услышать его своими ушами, следовало назначить встречу в кондитерской.

Досрочный выход на пенсию.

Представитель профсоюза – коренастый человечек, все время теребящий бороду, – испытывал легкую неловкость, произнося эти слова. Желание нового руководства отделаться от него на двадцать четыре месяца раньше, вытолкнув на пенсию, мой отец воспринял как оскорбление. Его собирались уволить в пятьдесят шесть, и это после двадцати пяти лет службы!

Сукины дети были готовы на все, даже выплачивать зарплату просто так, лишь бы он больше не появлялся в коридорах банка.