Американец

— О, чем скорей мы начнем говорить о Валентине, тем лучше, — ответил Ньюмен. — Я как раз этого и хочу. Я уже говорил, что был возле него до последней минуты. Он очень страдал от боли, но держался совершенно как всегда. Вы ведь понимаете, что я хочу сказать: был в ясном уме, оживлен и шутил.

— О, он всегда был великий умник, сэр, — сказала миссис Хлебс. — А о вашей беде он знал?

— Да, он сам догадался, что случилось.

— И что он сказал?

— Сказал, что это — бесчестье для его семьи, только уже не первое.

— Господи, Господи, — пробормотала миссис Хлебс.

— Он рассказал мне, что его братец и матушка однажды пошептались-пошептались да и придумали нечто похуже.

— Не надо было слушать его, сэр.

— Возможно. Но я выслушал и не могу этого забыть. А теперь хочу узнать, что же они тогда придумали.

Миссис Хлебс тихо застонала.

— Вот вы и вызвали меня сюда, в это пустынное место? Чтобы я вам все рассказала?

— Не тревожьтесь, — успокоил ее Ньюмен. — Я ничем ваш слух не оскорблю. Расскажите, что сочтете возможным. Помните только, что это было последнее желание Валентина.

— Он так и сказал?

— Вот его последние слова: «Скажите миссис Хлебс, что это я послал вас к ней».

— А почему он сам не рассказал?

— Для умирающего это слишком длинная история, он уже и дышал-то с трудом. Он одно только смог сказать: хочет, мол, чтобы я знал, в чем дело, и что я имею на это право, раз со мной так подло поступили.

— А чем это вам поможет, сэр? — спросила миссис Хлебс.

— Это уж я погляжу. Но мистер Валентин считал, что должно помочь, потому и велел обратиться к вам. Ваше имя было последнее, что он произнес.

На миссис Хлебс это сообщение, видимо, сильно подействовало. Не разнимая стиснутых рук, она медленно подняла их и снова уронила на колени.

— Простите, сэр, — проговорила она, — позвольте мне еще одну вольность. Поклянитесь, что это чистая правда? Понимаете, я должна точно знать. Уж не обижайтесь.

— Я и не обижаюсь. Это чистая правда. Клянусь вам. Мистер Валентин, несомненно, и сам сказал бы мне больше, если бы мог.

— Да, сэр, если б еще к тому же и знал больше.

— А вы думаете, он знал не все?

— Трудно сказать, что он знал, а чего не знал, — слегка покачала головой миссис Хлебс. — Он ведь был очень умен, мог заставить вас думать, будто знает то, о чем и понятия не имел, а мог сделать вид, будто не знает того, чего ему лучше бы не знать.

— Подозреваю, он знал что-то про своего брата, потому тот и терпел от него все, — предположил Ньюмен. — Он держал маркиза в узде. А перед смертью решил препоручить это мне — дать мне такую же возможность.

— Помилуй нас, Боже! — не выдержала старая служанка. — Сколько во всех нас плохого, сколько зла!

— Ну, не знаю, — возразил Ньюмен. — Да, плохих людей немало, а я очень рассержен, очень уязвлен, очень ожесточен, но плохим человеком себя не считаю. Меня жестоко оскорбили. Беллегарды причинили мне страшную боль, а я хочу причинить боль им. Этого я не отрицаю, напротив, я прямо говорю — ваш секрет я собираюсь употребить для того, чтобы отомстить им.

Миссис Хлебс, казалось, даже дышать перестала.

— Вы хотите их ославить? Осрамить?

— Я хочу сбить с них спесь, раз и навсегда! Я хочу расквитаться с ними их же оружием. Хочу унизить их так, как они унизили меня! Они подняли меня на помост и выставили всему свету на обозрение, а потом подкрались сзади и спихнули в бездонную яму — валяйся, мол, там, скули и скрежещи зубами! Они сделали из меня дурака перед всеми своими друзьями. Но ничего! Я расправлюсь с ними еще почище!

От этой страстной речи, произнесенной столь пылко, поскольку Ньюмен в первый раз имел случай вслух сказать все, что думает, в неподвижных глазах миссис Хлебс тоже зажглись огоньки.

— Полагаю, у вас есть все основания гневаться, сэр, но подумайте, какое бесчестье вы навлечете на мадам де Сентре.

— Мадам де Сентре похоронена заживо, — вскричал Ньюмен. — Что ей теперь честь или бесчестье? За ней как раз сейчас запирается дверь склепа.

— Ох да! И не говорите! — простонала миссис Хлебс.

— Ее больше нет, как нет и ее брата Валентина, они предоставили поле действий мне. Словно все случилось по указанию свыше.

— Верно, — согласилась миссис Хлебс, его слова явно произвели на нее впечатление. Несколько минут она молчала, затем спросила: — И вы повлечете миледи в суд?

— Да суду нет дела до титулов, — ответил Ньюмен. — Если даже она и совершила преступление, в глазах судей она не миледи, а злая старуха.

— Ее повесят, сэр?

— Все зависит от того, что она натворила, — и Ньюмен испытующе посмотрел на миссис Хлебс.

— Это же уничтожит их семью, сэр.

— Такую семью давно пора уничтожить, — рассмеялся Ньюмен.

— И я, в мои годы, останусь без места, сэр! — вздохнула миссис Хлебс.

— Ну, о вас я позабочусь! Вы перейдете жить ко мне. Будете моей экономкой или кем захотите. Я буду платить вам пенсию до конца вашей жизни.

— Спасибо, сэр, спасибо! Вы уже обо всем подумали! — и миссис Хлебс, казалось, погрузилась в размышления.

Понаблюдав некоторое время за ней, Ньюмен вдруг заметил:

— А вы, миссис Хлебс, видно, очень любите свою госпожу!

Старуха быстро взглянула на него.