Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Хотя в Советском Союзе вовсю трубили о приезде негритянских «рабочих», в действительности почти всех членов съемочной группы можно было уверенно отнести к среднему классу. Большинству из них было чуть за двадцать или за тридцать. Дороти Уэст была известна не как статистка в «Порги», а как молодая и многообещающая писательница, участница Гарлемского ренессанса. Макнэри Льюис (по некоторым данным, единственный член компартии во всей группе) и Аллен Маккензи были торговцами, Милдред Джонс – студенткой-искусствоведкой, Джордж Сампл – студентом-юристом. Констанс Уайт, Кэтрин Дженкинс и Леонард Хилл работали в социальной сфере, Ллойд Паттерсон был обойщиком, а Генри Ли Мун, Тед Постон и Гомер Смит – журналистами[526].

Веселая жизнь в Москве

Съемочная группа «Черных и белых» прибыла в Москву в начале июля. В один из первых дней они приняли участие в демонстрации против судилища в Скоттсборо, проходившей в Парке культуры и отдыха, где выступала с трибуны Эмма Харрис. По свидетельству Хьюз, Харрис всегда представляли публике так: «Это наша дорогая негритянка, товарищ Эмма, которая до приезда на нашу советскую родину познала в своей родной Америке жгучий бич расовой ненависти». Харрис приехала в Россию задолго до того, как та превратилась в Советский Союз, так что никак нельзя было сказать, что от американской расовой ненависти ее избавили Советы. Но она поднаторела в актерском мастерстве и

ловко обличала расовые предрассудки хлесткими фразами, почти без передышки сыпля длинными предложениями на беглом русском. В конце выступления она привычными формулами прославляла мировой пролетариат, Советский Союз и товарища Сталина. На темном лице сверкали белки глаз, и она сходила с трибуны под крики «браво!». Если бы это была роль в спектакле, она наверняка отвешивала бы по полдюжины поклонов после каждого монолога, –

вспоминал Хьюз.

Для членов съемочной группы «Черных и белых» эта демонстрация – как и планы самих съемок, и затейливые обеды или ужины, и оркестр духовых, встречавший их в Ленинграде, и то, что с ними на протяжении всего пребывания в СССР обходились как со знаменитостями, – стала еще одним трогательным примером приверженности советской страны борьбе с расизмом и даже попыткам изменить саму человеческую натуру. Последней теме был посвящен советский фильм «Путевка в жизнь», который показали членам группы вскоре после их приезда: там показана трудовая коммуна, где юных сирот-беспризорников, промышлявших воровством, превращают в добропорядочных советских граждан. «Меня заворожил этот фильм», – написала Томпсон матери после просмотра[527].

Как выяснилось, у группы оказалось предостаточно времени для того, чтобы ходить на демонстрации и в кинотеатры. Хотя актерский состав просили приехать к началу июля, у киностудии не был готов сценарий: его еще требовалось перевести на английский. Члены съемочной группы сочли это досадным, хотя им платили и они с удовольствием осматривали достопримечательности. А кинематографисты, в свой черед, не слишком обрадовались, когда увидели хорошо одетых, культурных и в большинстве своем довольно светлокожих афроамериканцев, ни капельки не похожих на бедных, неграмотных и темнокожих «парней из Скоттсборо», чьи лица уже настолько примелькались благодаря советской пропаганде, что некоторые русские решили, будто все афроамериканцы – именно такие. Кроме того, «большинство участников группы не знало никаких народных негритянских песен, а некоторые не могли даже напеть никакого мотива или станцевать хоть какой-нибудь танец»[528].

Томпсон настолько не соответствовала расхожим советским представлениям об «американских неграх», что большинство людей, с которыми она сталкивалась, даже не принимали ее за иностранку:

Куда бы я ни пошла, повсюду чувствую себя бессловесной скотиной, – писала Томпсон матери. – Людей с моим цветом кожи не воспринимают как негров, если только рядом с ними не находятся люди потемнее, – поэтому они ожидают, что я пойму все, что они скажут, и возникают забавные ситуации.

Но, хоть она и ощущала себя бессловесным животным, все пересиливала огромная радость от того, что ее запросто обслуживали в любом ресторане, обращались с ней не просто как с человеком, а – довольно часто – как будто с кинозвездой.