Американки в Красной России. В погоне за советской мечтой

Куда бы мы ни пришли, повсюду нас встречают бурными аплодисментами, как почетных гостей, и предлагают все самое лучшее, – с нескрываемым удовольствием рассказывала Томпсон матери. – Как же трудно будет потом возвращаться к прежнему бесславному существованию в старой недоброй Америке![529]

По-видимому, все члены съемочной команды неплохо проводили время в Москве – во всяком случае, поначалу. Жилье им предоставили очень удобное. Каждый день им выдавали по батону хлеба, а еще на правах иностранцев они оказались обеспечены спецпайком – то есть могли получать больше еды, причем лучшего качества, чем полагалось самим советским гражданам. Они посещали театральные и музыкальные спектакли в театре Мейерхольда, Камерном театре и театре Станиславского. А еще они гуляли по городу, ходили в ночные клубы и плавали в Москве-реке. Уэст сообщала, что Эмма Харрис забирает в стирку вещи у нее и у Джонс – и «тоже собирается сниматься в фильме». Возможно, Уэст не преувеличивала, когда писала матери: «Жизнь здесь по-прежнему – большой праздник»[530].

Как только Форт-Уайтман закончил переводить, Хьюз получил задание: переработать оказавшийся почти непригодным (как он заявил позднее) сценарий, изобиловавший ошибочными представлениями и об афроамериканцах, и об отношениях между черными и белыми в южных штатах. В середине июля, когда съемочная группа уже несколько недель томилась в ожидании, работа над фильмом так и не началась. «У русских время течет медленнее, чем у цветных, и „завтра“ иногда означает на следующей неделе, а иногда и через месяц», – жаловалась Томпсон матери. Впрочем, ее, похоже, это не слишком огорчало: ведь они «купались в роскоши»[531],[532].

Между тем остальные участники коллектива «разучивали песни». Сильвию Гарнер, единственную в группе профессиональную певицу, пригласили выступить на радио «Москва» со спиричуэлс, и она ломала голову над тем, как бы обойтись без нежелательных в СССР слов «Господи», «Боже», «Христос» и «Иисус». Независимо от того, умели ли члены съемочной группы петь или нет, они явно понимали, что русские ждут от них этого умения, и старались не обмануть их ожиданий. В одном доме отдыха для рабочих группу «принимали с большим энтузиазмом, на каждом шагу выбегали навстречу восторженные рабочие». Томпсон сообщала: «Мы присоединились к их групповым играм и спели для них на вечернем концерте»[533].

На другой демонстрации в Парке культуры и отдыха они оказались почетными гостями. Ярче всего запомнился один эпизод: после того, как перед группой проехали телеги с овощами из разных колхозов, одна телега подъехала прямо к трибуне и оттуда

сошла настоящая крестьянка – и перед тысячами собравшихся людей начала рассказывать о том, как она все это выращивала. Это надо было видеть и слышать. Она очень робела, то и дело запиналась, но люди хлопали, и ей приходилось продолжать. Да уж, чудесная сценка получилась, и хороший пример того, как советские люди превращают свою общественную программу в настоящее зрелище[534].

Томпсон ни разу не упоминала о голоде, который как раз тогда поразил обширные территории Советского Союза, прежде всего там, где крестьяне сопротивлялись коллективизации и где правительство в отместку, по сути, уморило их. Спустя много лет Хьюз признавался, что Эмма Харрис упоминала о голоде на Украине, «где, по ее словам, крестьяне отказывались убирать хлеб». Харрис будто бы говорила, что, хоть это и невозможно представить сытым гостям с Запада, «там, в Харькове, люди так страдают от голода, что отрезают куски мяса друг у друга с бедер и поедают!» Возможно, не все слышали эти сочные и в то же время леденящие рассказы Харрис, однако впоследствии некоторые члены группы в беседах с американскими журналистами решительно опровергали «сфабрикованные выдумки о „массовом голоде и голодных смертях“»[535].