Стронг как журналистка и лектор отличалась поразительной плодовитостью. Она жила в основном в Москве, но каждый год приезжала на несколько месяцев в США и свидетельствовала там о жизни в Советском Союзе. И все же Стронг не могла отделаться от ощущения, что для советского общества она остается посторонней, а неудачный опыт работы в колонии имени Джона Рида заставил ее усомниться в собственной способности что-то всерьез изменить в советской стране. Желая расширить кругозор, в середине 1920-х Стронг съездила в Китай, где в правительстве Сунь Ятсена коммунисты сделались влиятельной силой. Там она познакомилась с некоторыми хроникерами китайской революции 1925–1927 годов (закончившейся изгнанием коммунистов из Китая) – среди прочих, с Милли Беннет, Евгением Ченом, Уильямом Промом и Агнес Смедли (все они в дальнейшем в том или ином качестве сотрудничали с
Моя работа превратилась в какую-то игру между редакторами и мною; мне забавно было наблюдать, удается ли мне «надувать» их, протаскивая нужные мне идеи. Я понимала, что «денежные журналы» меня не возьмут: они очень много платили за другое – за тонкую защиту капитализма при помощи легкомысленных рассказов и статей. Зато можно было печататься в десятках других изданий: я ведь хорошо овладела приемами ремесла… некоторые редакторы обзывали мои материалы пропагандой, но все-таки брали их за яркость; просто после них они помещали другие статьи, где поносили все советское… Некоторым редакторам мои материалы нравились, и они сами помогали мне «надувать» владельцев газет; не всегда такие засиживались на своих местах долго. Но если один пропадал, всегда находились другие[375]
.Стронг считала, что ее положение не только уникально, но и необходимо. Она сознательно взывала к чувствам «жителей больших равнин и городов американского Запада»; использовала «простые слова» и избегала разговора о «большевиках» или «коммунистах», чтобы попусту не морочить читателей, стараясь пробудить в них по отношению к русским глубокое сочувствие и чувство товарищества, которые испытывала сама. Стронг была убеждена, что может одновременно служить коммунистам и разговаривать с неискушенными в политике американцами, а еще – что может делать это с абсолютно чистой совестью: ведь она транслировала из СССР тот демократический дух, который, по ее мнению, ее родная страна уже утратила. И в
В 1930 году С. Ю. Рутгерс, бывший директор кузбасской колонии, высказался о необходимости создать в Москве англоязычную организацию, куда иностранцы могли бы писать о том, что их волнует, и присылать жалобы. Михаил Бородин, старый большевик, с которым Стронг сблизилась в ту пору, когда он был главным агентом Коминтерна в Китае (с 1923 по 1927 год), знал о том, что Стронг давно хотела основать англоязычную газету в Москве, и вот теперь он сообщил ей, что пришла пора[377]
. Многие западные деятели считали Бородина, который несколько лет прожил в США, человеком умным, рассудительным и отзывчивым к их интересам; Стронг, конечно, была очень рада случаю поработать с ним[378].Стронг уже не раз приходилось сталкиваться с советской бюрократией, и после этих столкновений она испытывала досаду и разочарование, и все-таки она согласилась набрать сотрудников в штат и заняться выпуском газеты – при условии, что Бородин возьмет на себя общение с чиновниками. В письме к отцу Стронг писала о новой работе: