Американская дырка

Утром подумал про Капу: что нас связывает? Только одно небо над головой, один голод в желудках и одно бесчувствие в сердце. В смысле отсутствия любви. Поскольку все наши ночные слова о ней – чистая риторика. Отсутствие любви ведь тоже может связывать. Да и вообще после сорока (речь обо мне – Капе было тридцать) противопоставлять прошлой жизни новую любовь уже трудно. Поэтому приходится тянуть воз дальше – туда, где противопоставлять одно другому еще труднее. И лишь вольные камни возвели в доблесть практику отвечать прошлой жизни жизнью новой, заведенной с нуля, с дырки… Но это для экстремалов. Для самых из них отвязных – не тех, кто, разогнав кровь экстравагантным излишеством, вновь надевает нарукавники и садится за счеты, а тех, кто, раз уйдя, больше не возвращается в расписанный календарь повседневности. То есть – не для меня. Я – нормальный.

Настолько нормальный, что даже немного свечусь.

Долго плескались в Десне – вода была чудо как хороша. Вдали виднелись две надувные рыбацкие лодки. Над рекой в ослепительной лазури по своему пернатому делу летела цапля.

После речки аппетит был зверский: Капа слопала банку шикотанской сайры и половину прихваченного в Ельне лаваша, я же ударял по огурчикампомидорчикам и густо мазал лаваш гусиным паштетом. Потом

Капа, как удав, отползла на берег переваривать сайру и нежиться на солнышке, а я отправился осматривать поставленные накануне ловушки.

В овраге попались две довольно крупные садовые жужелицы (Carabus hortensis) и улиткоед, на лугу – красноногий бегун, пара тускляков и несколько мелких птеростихов, а на горке под можжевеловым кустом я совершенно неожиданно нашел в ловушке самку дровосека-кожевника.

Свои большие крылья здесь ей, видимо, было не расправить, поэтому, пытаясь выбраться, она устало сучила по гладкой стенке ножками. Как она сюда угодила, раздолбайка?

В зарослях вчерашней таволги добыл еще одного мускусного усача.

От удовольствия в голове моей толклись обрывки нелепых мыслей:

“Взять крыжовник – в само название уже вписаны язвящие шипы… Эх, вот бы как-нибудь половить рыбу бакланом с перевязанным зобом!.. Однако если мы простоим здесь еще день-два, неплохо бы набить запас в сусеки…”

В отличие от предыдущих последнее соображение было вполне здравым.

Оставив Капу сторожить бивак, я оседлал “сузучку” и, отыскав на подробной карте Смоленской губернии какую-то бледную стежку, покатил в Десногорск.

Сначала проселок, огибая водохранилище, ужом петлял по лесу, где мне пришлось один ручей переехать вброд, а другой – по едва живому мосту из гуляющих туда-сюда бревен. Потом “сузучка” выскочила на старую бетонку с разбитыми стыками между плит. Потом, наконец, начался приличный свежий асфальт и городские предместья с ухоженными садовыми домиками.

На плотину вылетел так неожиданно, что дух захватило от сияющего простора, составленного из хрустальных кристаллов воздуха, лоснящейся равнины вод и пронизывающего пространство насквозь света.

Спасибо, Господи, что сотворил Свой мир! Спасибо за то, что создал меня таким, каким создал! Ведь красота не в мире, а в глазах того, кто смотрит.

Кроме дежурного запаса (консервы, хлеб, крупа, сигареты), купил в магазине полтора кило свиной шеи, бутылку уксуса, молотый перец, пакет чилийского красного вина, пару бутылок водки (впрок) и три лимона. В газетном киоске у выхода взял местный листок “Десна” и выведал, как проехать к рынку.

Газета понравилась. В разделе “Улыбочку!” прочитал шутку: “Россия совершила огромный скачок в сторону Запада. Запад отскочить не успел”, а в разделе “Знакомства” – такое объявление: “Мужчина, 75 лет, без проблем с ж. п., мат. об., с разумными в. п., ищет подругу дней от 40 до 50, нежную, в физической форме, с веселым нравом. Раз в неделю возможен интим”.

На рынке взял помидоры, зелень, редиску и репчатый лук. У прилавка с краснодарской черешней две тетки, на вид вполне способные составить пару мужчине 75 лет с разумными в. п., обсуждали текущие мировые дела.

– Америке-то черт ногу подставил, – говорила одна. – Того и гляди, брякнется на весь белый свет.

– Ай! – махала рукой другая. – За чужой щекой зуб не болит.

– А как брякнется, так земля вздрогнет, – возражала другая. – Если до нас гром докатится, что тогда?

Тетки использовали свои зубы в качестве инструмента для измельчения семечек с целью из них состоять. Не следовало оставлять их в сомнении.

– Врагам мы противопоставим ум и силу наших мужчин и красоту женщин, – сказал я.

Назад поехал по другому берегу водохранилища, мимо опрятной АЭС, перед которой был устроен огромный проточный бассейн с живыми рыбами. Воду в этот бассейн заливали из очистных сооружений станции.

Рыбы мерцали там, как метафоры в прозрачном тексте.

Капа обрадовалась черешне, точно дитя, и тут же перемазалась. Я взялся резать и мариновать мясо.

Когда мыл зажиренные руки, возле умывальника, сооруженного из пластиковой бутылки, увидел на сосне короткоусого спондила. Не удержался, взял – усач не очень видный, но с разведенными мандибулами выглядит довольно грозно.