Американская дырка

Я вспомнил, как вчера утром Капа голой вылезла из палатки. По-моему, травам, цветам и зверюшкам это должно было понравиться. Особенно в брачный период.

Щи и отбивную подали очень приличные, а вот корень сельдерея поджарить толком не смогли. Он должен быть с корочкой, но сочный, а нам принесли вялый и пропаренный, как репа, – наверное, держали на сковороде под крышкой, барсики позорные.

Понемногу разъяснело, и дорога повеселела. Я заметил: чем дальше на юг, тем белее становятся коровы и березы. Поговорили об этом.

За Белым (такой город) асфальт неожиданно кончился, сменившись кое-как отглаженной грейдером грунтовкой. До этих мест не добрался покуда гудроновый бум. Дорога вилась меж каких-то густых диких кустов и сама имела вид пустынный и дикий. Оставляя за собой облако белесой, надолго повисающей в недвижимом воздухе пыли, мы проехали всю эту земляную и порой довольно тряскую канитель, встретив по пути лишь трех планировавших низко над дорогой орлов, – ни единого человека, ни одной деревни, ни одного встречного авто.

В Озерном купили болгарский перец, помидоры и смоленскую водку в бутылке, обтянутой черным бархатом. Каковы-то местные винокурни?

Водка, естественно, называлась “Бархатная”.

Не доезжая Духовщины, я увидел справа от шоссе озерцо и свернул на бегущий к нему проселок. Озерцо оказалось подпруженной и разлившейся речкой Царевич – это нам поведали дети из деревни Третьяково, плескавшиеся с веселым матерком у плотины.

Тут же на невысоком холме раскинулся наполовину одичавший и уже отцветший яблоневый сад, куда по свежему прокосу мы прямиком и зарулили.

Разбив палатку на проплешине, поросшей мягким клевером (говорят, в таких местах следует рыть колодцы, так как клевер показывает близость грунтовых вод), я взял топорик и подсек сухую яблоню. С одной стороны дичающий сад было жалко, с другой – черта с два мы остановились бы здесь, будь он при хозяине.

Пока тащил яблоню к палатке, снял с травы гребнеусого щелкуна и неуклюжего лугового хрущика.

Искупались. Потом я наломал дров и занялся костром, а Капа, прихватив шампунь, отправилась мыть голову.

На ужин ели копченого сома, помидоры и сладкий перец. Капа добивала

“Изабеллу”, а я хлестал водку из бархатной бутылки – оказалась очень приличная. Почему раньше мне не приходило в голову странствовать вот так – легко, осознавая путь не как эксцесс, а как нормуправило?

Омытые каждодневной новизной будни – это ли не желанный удел человека? Я чувствовал, как внутри меня ворочается, восставая из глухого сна, древний дух скитаний – тот самый, что вел нукеров

Чингисхана к Последнему морю, а казачков в Богдайское ханство к

Золотой Бабе.

Капа почему-то рассказывала про Менделеева, про то, что на досуге он любил мастерить кожаные чемоданы, которые у него неплохо получались.

Потом – про ветеринарную лечебницу, где в списке предоставляемых услуг, наряду с купированием ушей и убийством блох, была такая – удаление голосовых связок.

Я слушал вполуха. Думал о другом. О том, что девять дней в обществе

Капы – это, пожалуй, нечеловечески много.

5

День третий.

Траву вокруг усыпала белая роса. На солнечный склон палатки, уже подсушенный и даже чуть прогретый, вылезли большие серые кузнечики, кобылки и прыгучие цикадки. Небо сияло беспримесной голубизной, какой-то и впрямь нездешней, неземной, ангельской.

Я искупался, пошваркал во рту зубной щеткой и вымыл голову.

Трудно описать комплекс тех чувств, которые порой пробуждала, а порой нагоняла на меня Капа. Они были какие-то умышленные, внешние, нестойкие, не то что мои чувства к Оле, о которой я не думал, не должен думать… От нежности к той у меня сжималось сердце, и боль тоже была настоящая, нутряная, во всю грудь, а с Капой вступала в связь периферия, контур, телесность, взаимодействуя как бы по договоренности, – ведь мы товарищи, и почему бы нам, в силу известных различий в наших организмах, не сделать друг другу приятное? Нет, только не думать об этом. Ни в коем случае не думать.

Жалко было раздавленных на асфальте ежей.

В Ярцево выехали на трассу Москва – Минск. Отличная дорога – чистый автобан, какими Гитлер в тридцатые расчертил всю неметчину.

На заправке залили бак и купили подробную карту Смоленской губернии со всеми ее партизанскими тропами. Понравился голубой червячок

Десногорского водохранилища – решили посмотреть вживую.

У шахтерского городка Сафоново (терриконы, вагонеточные пути, металлические конструкции над угольными норами) снова повернули на юг.

Вдоль обочины появилась настоящая степная полынь. Кажется, она называется серебристой. Я заметил, что чередование пейзажей уже не трогает меня так, как трогало в первые дни пути. Должно быть, ресурс готовности к очарованию не бесконечен и при постоянной смене декораций острота восприятия притупляется – дабы вновь отточить ее, требуется передышка, остановка картинки, долгий привал. С этой целью номады и придумали себе становища. Поговорили об этом.