Американская грязь

Вероятно, из каньона им выбраться все-таки удалось: Рикардин мог опереться на сильную шею своего дяди. Или же они могли соорудить что-то вроде шины, чтобы удобнее было карабкаться с выступа на выступ к вершине ущелья. Может, им повезло, и Рикардин смог пройти милю, превозмогая боль, на своей раздавленной, искореженной ноге. Конечно, за это время они опустошили все водные запасы. Как долго им пришлось идти под жаром пустынного солнца, от которого не убежишь, не спрячешься? Возможно, под конец у них все-таки осталась пара глотков воды. Если они добрались до Рубиновой дороги, пока солнце иссушало их тела, сколько им пришлось просидеть без укрытия в ожидании, пока кто-то их найдет? Сколько может вытерпеть человек, прежде чем умрет от обезвоживания в Соноре? Что происходит, когда ты настолько хочешь пить, что твой организм больше не слушается даже самых основных команд? Продолжай идти, размахивай руками, зови на помощь. Не закрывай глаза. Проснись. Проснись! Заметишь ли ты, если твой напарник упадет рядом в грязь, не в силах сделать больше ни единого шага? Почувствуешь ли, как отказывают твои почки и печень, как иссыхает на костях кожа? Как в черепной коробке закипает мозг? Или, может, ты потеряешь сознание, прежде чем все это случится?

Господи, помилуй.

Койот велел всем поторапливаться. Сорвав с гвоздей простыню, он кое-как ее скомкал. Совершенно ясно, что сюда он больше не вернется.

Лидия не жалела Лоренсо. И не расстраивалась, что погиб он от руки Соледад, хотя и знала наверняка: в один прекрасный день этой бедной девочке, которую она успела полюбить, придется столкнуться с эмоциональными последствиями своего поступка. Волновало Лидию лишь собственное душевное благополучие; глядя на Луку, в меру опечаленного произошедшим, она боялась, что у нее самой внутри что-то надломилось, и теперь даже внезапная и жестокая смерть не способна произвести в ней должного потрясения. Страх этот напоминал синяк, который она придавливала пальцем, чтобы понять, болит или нет. Обе пятки сына были теперь заклеены пластырем, сверху – чистые носки и плотно зашнурованные ботинки; он держал за руку Ребеку. Между этими двумя существовала какая-то магия, которая накрывала их волной и образовывала защитное поле. Присутствие Луки оживляло Ребеку, стирало с ее лица безразличие и возвращало щекам немного цвета. Взамен она отдавала энергию, которая успокаивала мальчика и напоминала ему, кто он такой на самом деле.

– Я на секундочку, – сказала Лидия, пока Шакал запихивал в рюкзак камуфляжную простыню. – Мне нужно его увидеть.

– Погоди, – ответил койот.

Он наклонился к тому месту, где спал Лоренсо. Там были его шорты, футболка и кроссовки. Пошарив в карманах, Шакал выудил черный тряпичный кошелек с изображением героев из «Майнкрафта». Раздался хруст липкой застежки, но никакого удостоверения внутри не было. Он надеялся оставить с Лоренсо паспорт или еще что-то, в качестве посмертного одолжения – единственного из всех, что Шакал мог себе позволить. Тем не менее была надежда, что кто-то опознает кошелек: он останется лежать рядом с костями даже после того, как – благодаря падальщикам и разложению – с них исчезнут кожа и плоть. В пустыне тела пропадают с невероятной скоростью. Полезно оставлять при выбеленном скелете какую-то личную вещь. Койот протянул Лидии кошелек:

– Положи это рядом.

Когда Шакал вернулся к сборам, в одной из дорогих кроссовок Лоренсо Лидия заметила его мобильник. Подняла. За ней наблюдал Лука, но теперь он был с Ребекой и вел себя спокойно. Лидия кивнула сыну и вылезла из пещеры туда, где в грязи покоилось по-прежнему теплое тело Лоренсо. Казалось неправильным, что она видела его таким. Не только мертвым, но еще и без одежды. Босоногим и уязвимым. Он лежал с открытыми глазами, и Лидия подумала было их закрыть, но потом решила, что ничего ему не должна. Ей не хотелось к нему прикасаться, поэтому она лишь легонько ткнула его голую подошву мыском. Та вздрогнула и снова застыла. Он и правда умер. Но Лидия ничего не чувствовала. Встала так, чтобы своей тенью прикрыть его лицо, и прочитала молитву «Аве Мария». Попыталась произнести Фатимскую молитву.

О милосердный Иисус, прости нам наши грехи, избавь от огня адского и приведи все наши души на небеса, а в особенности те, что больше других нуждаются в Твоем милосердии. Аминь.

Этого было мало.

Но молилась Лидия не за Лоренсо. Она так сильно сжала губы, что прикусила зубами собственную плоть. Она просила у Бога милости и молилась за себя. За все, что потеряла. За все свои ошибки. За то, что никогда не сможет извиниться перед Себастьяном. За то, что была не права насчет Хавьера. За то, что ошиблась. За то, что выжила, когда все остальные погибли. За то, что ничего не чувствовала. За своего сына и за его искалеченную жизнь.