– Ничего, врачи все поправят. – Ее голос звучал беспечно.
Как и любая мать, Лидия умела разыгрывать перед детьми абсолютную уверенность в своих словах. То была тяжелая броня материнской лжи. Затем, выждав ровно одно мгновение, она повернулась к Ребеке и сменила тему:
– А что вы, девочки, планируете делать на границе? Знаете, как перебраться?
– Да. Наш кузен уехал в прошлом году, сначала в Аризону, а оттуда на машине в Мэриленд. Теперь он там живет, и мы собираемся остаться у него. Едем по тому же маршруту, с тем же койотом.
– А как ваш брат нашел койота?
Лидия раз за разом убеждалась в бесполезности своего образования; на дороге ценилась совершенно другая информация, к которой у нее доступа не было. Среди мигрантов абсолютно все знали больше, чем она. Где вообще искать койота? И как убедиться, что он надежный? Как заплатить за переправу? И сделать это так, чтобы тебя не надули?
К счастью, осведомленность Ребеки не знала границ.
– Куча людей из нашей деревни обращались к нему. Нам его посоветовали. Потому что выбирать кого попало нельзя. Сначала тебя ограбят, а потом продадут какому-нибудь картелю.
Лидия в жизни не видела ни одного койота. Вполне возможно, что она никогда не видела даже людей, которые видели бы хоть одного койота.
– Вам тоже стоит договориться с нашим человеком, – заметила Ребека. – Если, конечно, у вас уже нет кого-то на примете.
– Никого. – Лидия покачала головой.
Ребекка улыбнулась:
– Тогда мы могли бы пойти вместе. Мой кузен Сесар говорит, что этот парень – лучший в своем деле. Всего два дня пешком, а на третий, уже по ту сторону границы, их подобрал фургон и отвез в Финикс. Там всем выдали билеты на автобус, и мигранты разъехались, кому куда надо. Недешево, конечно, зато безопасно.
– А сколько он берет? – спросила Лидия.
Младшая сестра взглянула на старшую, которая по-прежнему лежала, положив подбородок на сцепленные руки. Ребека гладила ее по спине.
– Сколько он берет, Соле?
– Четыре тысячи за одного, – ответила Соледад, не меняя позы, не размыкая век.
Лидия удивилась.
– Я была уверена, что это стоит намного дороже. Десять тысяч песо как минимум.
– Долларов. – Голос старшей сестры приглушал рукав футболки. – Четыре тысячи долларов.
Но все равно это здорово – иметь какой-то план, думать не только о сиюминутных проблемах с едой и ночлегом. Лидия не чувствовала себя готовой, но, по крайней мере, уже могла размышлять о будущем. Чего она точно не могла, так это оглядываться назад, и надеялась, что у нее и без этого получится двигаться вперед.
– И где вы встречаетесь с этим вашим койотом? Он вас ждет? – Лидия обращалась к Ребеке.
– Да. Его зовут Шакал…
– …и работает он в Ногалесе. Оттуда мы позвоним ему на мобильный телефон. Вот, смотри.
Ребека ослабила узелок радужного браслета, который носила на левом запястье, просунула палец в крошечную дырочку с внутренней стороны и выудила оттуда клочок бумаги с номером.
– Отлично. – Лидия кивнула. – Очень хорошо.
Теперь у них был четкий план.
Удивительно, но факт: даже в путешествии на крыше товарного поезда в какой-то момент ты начинаешь скучать. Их дни протекали поразительно монотонно. Пыхтение двигателя и скрип металла не смолкали ни на секунду, поэтому очень скоро мигранты вообще переставали их слышать. В городах, когда поезд притормаживал или останавливался, мигранты спрыгивали, запрыгивали, а потом все продолжалось по новой. Солнце взбиралось высоко в небо и обрушивало вниз сияние, от которого кожа так нагревалась, что слегка начинала пахнуть горелым; яркий свет выбеливал все краски пейзажа.
Масатлан поезд проехал без остановки, и дорога снова потянулась вдоль океана; песок и морская синева напомнили Луке о доме, но вместо радости он ощутил опустошение. Когда поезд направился вглубь материка, оставляя пляж позади, мальчик вздохнул с облегчением. Но потом снова потянулись монотонные часы, размытое пятно коричневых, зеленых и серых оттенков, так что Лука почти обрадовался, когда за несколько миль от Кульякана вдруг послышался крик. Одинокий голос повторял раз за разом, будто сирена: