Основная часть выпуска была отдана политикам и корреспондентам, размышляющим о выборах, что состоятся в конце года, затем последовал репортаж о первом слушании в суде дела группы молодых людей, обвиняемых в организации в Глазго террористической ячейки. За ними последовали другие сюжеты, включая длинный рассказ о спорте. Ближе к концу выпуска, на фоне увеличенной карты восточного побережья США, диктор сообщил, что был сделан очередной ряд погружений, в том числе с использованием гидроакустического оборудования. Выяснилось, что предполагаемые обломки разбившегося авиалайнера на самом деле являются останками корабля, потопленного немецкой подводной лодкой во время Второй мировой войны.
Новости закончились. Так это был корабль, а не самолет? Каким образом была допущена эта ошибка? Насколько похоже затонувшее судно на потерпевший крушение самолет, даже после многих лет пребывания под водой?
В тот вечер был красивый закат. Я шагал по возвышенности за городом, любовался оттенками сумерек над тихими водами залива, думал о том, что Жанна и мальчики скоро вернутся домой. Вдыхал теплый, напоенный ароматом вереска воздух. Через полчаса, почти в полной темноте, я вернулся в дом, где трезвонил стационарный телефон. Звонила Жанна.
– Бен, я знаю, что это будет сложно, – сказала она. – Я завтра вернусь, и мне придется взять с собой маму. Мальчики отчаянно хотят домой, а я не смогу ухаживать за ней в одиночку. Не подготовишь для нее свободную комнату? Пока только кровать, а все остальное я устрою завтра, когда вернусь.
Сложно. Вряд ли это подходящее слово. С тех пор как мы переехали жить в Шотландию, между нами возникло молчаливое понимание, что однажды Люсинда больше не сможет жить самостоятельно. Частично причина, по которой мы переехали на север от границы, пусть и не основная, заключалась в том, чтобы Жанна могла быть ближе к матери, но здоровье Люсинды за последние недели резко ухудшилось. До начала этого года она была подвижной, независимой, у нее имелся собственный круг друзей, и она продолжала трудиться над долгосрочным проектом по модернизации своего дома. Но она перенесла небольшой инсульт, транзисторную ишемическую атаку, после чего, как говорится, сильно сдала.
Ее наблюдал терапевт, она принимала лекарства, которые якобы облегчали симптомы, и прошла в местной больнице ряд анализов. Ее ежедневно навещали соцработники. Она едва могла позаботиться о себе.
Жанна несколько раз говорила мне, что меры по уходу за Люсиндой недостаточны, и местные власти предлагали поместить ее в дом престарелых.
И Жанна, и Люсинда отвергли это предложение, хотя и по разным причинам. В любом случае на следующей неделе мальчики должны были вернуться на остров в школу, а сама Жанна, успешный дизайнер-фрилансер по тканям, не могла проводить больше времени вдали от дома. Забрать Люсинду в наш дом – это был более или менее единственный подходящий выход. Мы с Жанной всегда знали, что рано или поздно это случится.
– Неужели нет альтернативы? – спросил я, понимая, как жалобно и в то же время угрюмо прозвучал мой вопрос. Мне не нравились мои собственные слова. Довольно эгоистично, но я со страхом думал о том, что мой образ жизни, мой распорядок работы вот-вот радикально изменятся. – Ты же знаешь, я много времени провожу в разъездах, и это потребует дополнительных…
– На тебе это никак не отразится, Бен, – резко возразила Жанна. – Я справлюсь сама. Как только она освоится, ты даже не заметишь разницы. Ей не привыкать к нашему образу жизни.
Выслушав заслуженный упрек, я понял, что это, скорее всего, правда. Если бы не резкое ухудшение ее здоровья, Люсинда и дальше оставалась бы самодостаточной. У нее имелась своя машина, и каждый год она отдыхала за границей. Она несколько раз приезжала из Эдинбурга погостить у нас. Наша свободная комната фактически стала комнатой Люсинды, потому что другие гости заглядывали к нам очень редко. Часть ее одежды хранилась у нас, так же как и несколько ее картин, книг и украшений. Чуткая и наблюдательная женщина, она всегда старалась быть незаметной, держась подальше от нас, когда нам с Жанной нужно было поработать, проводила время с детьми, выполняла небольшие дела по дому. Однако я знал, что за последние недели ее способность здраво рассуждать и двигаться заметно изменилась.
– Я больше не могу оставлять ее одну, – призналась Жанна. – Работники соцзащиты заходят к ней только раз в день, а ей нужна компания. Для нас это ничего не изменит. Ты же знаешь, что это так.
Я знал. И сожалел о своем минутной, эгоистичной реакции. Люсинда мне нравилась, я чувствовал, что многим ей обязан, и был готов помочь ей освоиться у нас. Мы с Жанной обсудили по телефону еще несколько деталей, но в целом все сводилось к тому, чтобы я подготовил комнату и купил немного ее любимой еды.