— Все они.
***
Когда мы прибываем в бальный зал, где проводится ужин, то у двери встречаем Эмбри. Он выглядит холодно и покорно в белом смокинге, но когда видит меня, то выпрямляется и сжимает губы, словно пытается остановить себя от того, чтобы их облизать.
Эш удивляет меня тем, что кружит меня перед другом, словно мною хвастается.
— Она выглядит божественно, не так ли, мистер Мур?
И судя по тому, как глаза Эмбри следуют за мной, он видит мое тело сквозь ткань платья.
— Достаточно хорошо, чтобы съесть, мистер Колчестер.
И моя ответная дрожь не имеет ничего общего с холодом.
— А Абилин решила заняться благотворительностью и согласилась стать твоей спутницей, — добавляет Эш. — Так что, сегодня вечером у нас обоих будет по внучке Лео Гэллоуэйя в качестве спутниц.
Эмбри улыбается, но его улыбка не касается глаз.
— Замечательно, — он протягивает руку Абилин, которая изящно ее берет, хотя выглядит такой же несчастной. — Начнем?
Мы с Эшем идем позади них, и Эш наклоняется, чтобы прошептать:
— Знаешь, а ты жестока, раз надела это перед Эмбри.
— Абилин думала, что я должна переодеться.
— Ты похожа на богиню. Чистая мука быть рядом с тобой, пока ты в этой штуке.
Я провожу пальцами вверх по его бицепсу.
— И что бы ты сделал, если бы нам не нужно было быть здесь?
Лицо Эша озаряет лукавая улыбка.
— Я всегда хотел трахнуть богиню в задницу.
Я краснею так сильно, что он смеется.
— Остановись, — смущенно бормочу я, чувствуя нарастающую жару между своих ног. — Кто-нибудь может тебя услышать.
— Именно ты это начала. И ты действительно думаешь, что я буду первым мировым лидером, который трахал чью-то задницу? Было, по крайней мере, два или три английских короля, которые в этом плане обошли меня.
Я хлопаю его по руке, пытаясь заставить его понизить голос.
— Ну, они не делали этого со своими женами. И они
Глаза Эша начинают блестеть, но в его голосе слышен хриплый подвох.
— Нам нужно повысить уровень комфорта в стране с помощью содомии. И я могу придумать несколько способов, с которых мы могли бы начать
— Кроме того, — продолжаю я вполголоса, следя за тем, чтобы мой голос не разносился по длинному коридору, освещенному канделябрами. — Тебе не разрешается меня возбуждать. Потому что я ничего не одела под свое платье.
Эш останавливается, прямо посреди коридора. Все его тело представляет собой статую, излучающую мужской интерес.
— Что?
— Это из-за особенностей платья, ты, извращенец. Но это означает, что мне нужно, чтобы мое тело чувствовало себя спокойно.
В мгновение ока я оказываюсь прижата к нему, большая рука ложится между моими лопатками, а другая на задницу, прижимая мой таз к его. На каблуках я была достаточно высокой, чтобы почувствовать набухающую эрекцию прямо напротив моего холмика, и этого достаточно, чтобы мои колени ослабли.
— Какое у тебя стоп-слово? — спрашивает Эш, его дыхание опаляет мое ухо. Я чувствую слабые царапины, оставленные его подбородком на моем — даже через час после бритья, у него появлялась пятичасовая щетина.
— Максен, — произношу я, сглатывая.
— Правильно. Можешь его использовать.
Я киваю, чувствуя его лицо напротив моего, тая в его жгучей уверенности, в его не вызывающей сомнений похоти. Мы находились одни в коридоре, за исключением агентов секретной службы, которые старательно смотрели на входы и выходы, а не на нас.
— Хорошо. Это мы прояснили. Помни вот что: твое тело принадлежит мне. Знаешь, когда твое тело хорошо себя чувствует? Когда оно повинуется мне. Если я захочу, чтобы твои соски были такими твердыми, что я мог их видеть через ткань твоего платья, или если захочу, чтобы твоя киска была настолько мокрой, что ты будешь оставлять след на своем стуле, — ты это сделаешь. Понятно?
— А что, если я этого не сделаю? — бормочу я дразнящим голосом.
Эш немного отступает, глядит с нежностью в мои глаза, а затем сжимает меня, когда понимает, что я шучу, а не пытаюсь определить границы.
— Тогда, возможно, мы перейдем к нашему разговору о содомии намного раньше, чем планировалось.
— Ты не можешь наказать меня тем, чего я хочу.
— О, — выдыхает он мне на ухо, — но разве не в этом все веселье?
Он прижимается губами к чувствительному местечку за моим ухом, а затем выпрямляется, кладет мою руку на сгиб своего локтя и снова направляет нас по коридору.
— Подожди, пока я не скажу Эмбри, что под этим платьем на тебе ничего нет.
— Что?
Эш ухмыляется.
— Ты же не думала, что я удержу от него в тайне такую удивительную информацию, правда?
Я пялюсь на него с недоумением и ужасом, и (знаю, разве не в этом вся суть?) чувствую возбуждение.
— Эш… ты действительно считаешь, что это справедливо?
— Справедливо по отношению к кому?