Американская королева (ЛП)

— Черт побери, справедливо по отношению к любому из нас. Мы до сих пор не поговорили о том…

— И мы не будем здесь этого делать. Мы поговорим, обещаю, и мы разберемся со всей этой историей между нами. Но на данный момент не заставляй Эмбри страдать за то, что он тебя любит. Я этого не делаю.

— Он меня не любит, — возражаю я. (Немного слабо, потому что, ох, от мысли о том, что Эмбри меня любит, мое сердце начинает биться быстрее.) А затем я вспоминаю мужчин, целующихся под омелой. А этот случай включен в историю?

Я открываю рот, чтобы спросить, сказать, что я знаю, но мы оказываемся у двери в бальный зал, и момент упущен.

ГЛАВА 23

Мелвас Кокур и его жена Ленка приехали последними. Они торжественно вплыли, словно кинозвезды, и даже я должна была признать, что внешне они соответствовали этим образам. У Мелваса были русые волосы, квадратная челюсть и широкое лицо компенсировались прямым носом и поражающими темными глазами. Ленка же выглядела как человек-кукла: с утонченной внешностью, небольшим заостренным подбородком и губами в форме сердечка. Но так же, как и у куклы, у нее были стеклянные пустые глаза. И когда они подошли к нам с Эшем для официального представления, я вижу, что плакала.

Я снова смотрю на Мелваса и то, как его пальцы впиваются в ее тощее плечо, сказало мне обо всем, что мне нужно было знать.

Официальное представление было нудным и требовало много времени, потому что были советники, вице-президенты и члены кабинетов министров. И так как лишь немногие из нас говорили по-украински, и лишь немногие из них говорили по-английски, почти все нуждалось в переводе. Но меня воспитали для того, чтобы улыбаться, притворяться, находить общий язык, пожимать у руки и спокойно шпионить, так что именно это я и сделала.

К счастью, наконец подошло время сесть за стол и поесть. Я сидела рядом с Ленкой, Мелвас находился с другой стороны от меня, а прямо за ним расположился Эш. Замысел заключался в том, чтобы предоставить Мелвасу и Эшу достаточно времени для неофициального общения, но при этом я оказалась зажата между «человеческой оболочкой» и мужчиной, который, как я подозревала, был монстром.

Мне было неприятно, но опять же, я была воспитана для таких моментов. Я выпиваю глоток вина, чтобы заранее отдать себе должное, а затем поворачиваюсь к Ленке.

— Вы говорите по-английски? — спрашиваю я.

Ее глаза устремляются ко мне, затем снова опускаются к тарелке. Она едва прикасается к салату, и мягкая булочка, покрытая маслом на ее тарелке не тронута. Из-за этого мне почему-то становится очень грустно. Независимо от того, насколько темной оказывалась моя жизнь, я всегда считала, что углеводы являются одним из немногих реальных подарков жизни.

Наконец-то она качает головой.

— Нет, английский, — выдавливает она.

— Я не говорю по-украински, — извиняюсь я. Черт возьми, почему образование, которое я получила в интернате, не было более полезным? Все те часы, во время которых я занималась переводом Цицерона и Руссо, и ни один из них не был сфокусирован ни на одном из языков славянской группы. — И я полагаю, что вы также не говорите по старо-английски или по средне-английски. Но, может быть… Francais? Deutsch? Латинский?

Голова Ленки дергается, и в ее глазах появляется слабый импульс жизни.

— Ich spreche Deutsch (Примеч.: Я говорю по-немецки).

Я ей широко улыбаюсь.

— Wunderbar! (Примеч.: Великолепно!) — Еще один глоток вина и я принимаю решение частично простить Академию «Кэдбери». — Мой немецкий очень запущен, — объясняю я Ленке на немецком. — Я не очень часто его использовала после колледжа, когда перешла на средневековые языки.

— Я тоже не говорила на нем много лет, — мягко говорит Ленка, также на немецком языке. Я сразу отмечаю, что ее акцент и произношение намного лучше моего.

— Вы, должно быть, выучили его, когда были очень молоды. Вы говорите почти как носитель языка.

Ленка поднимает вилку и утыкает ее в салат.

— Моя бабушка была немкой. Она присматривала за мной, пока мама работала, и я выросла, разговаривая как на украинском языке, так и на языке семьи моей матери. Но, — она бросает взгляд мне за плечо, туда, где сидят Мелвас и Эш, разговаривая в смеси украинского и английского, — мой муж не любит, чтобы я говорила по-немецки, потому что он его не понимает.

— Он будет обеспокоен, если узнает, что мы сейчас говорим по-немецки? — спрашиваю я, как можно мягче.

Она слегка кивает, сглатывая. Это действие выглядит почти болезненным, учитывая, насколько тонкая у нее шея.

— Но он, конечно же, с гордостью узнал бы, что его жена так хорошо выполняет свои дипломатические обязанности, — говорю я.

Она выглядит смущенной.

— Подумайте об этом. Вот то, что вам нужно: очарованная вскоре-будущая-первая-леди, которая сегодня вечером расскажет президенту Соединенных Штатов насколько добры и умны жители Карпатии, — объясняю я. — Вы доказываете, настолько ценным активом являетесь, какими особенными талантами обладаете и используете их для положения мужа.