— Неужели твоя семья никогда такого не делала? — скептически спрашивает он.
Эмбри изгибает бровь, глядя на беспорядок из попкорна, клюквы и ниток.
— Нет.
Эш возвращается к своей работе и тянется к миске с теплым попкорном, чтобы нанизать еще одну штучку на гирлянду.
— Полагаю, у вас с Морган были слуги, которые и украшали вашу семейную елку.
— Вообще-то, — произносит Эмбри, — так и есть. Елки были слишком высокими для нас маленьких, а для того, чтобы украсить ту, что стояла в главном зале, нужно было использовать строительные леса.
— Похоже, что для такой, понадобилось бы очень много попкорна, — комментирую я, не отрывая взгляда от моей гирлянды.
— Скрытые издержки богатства, — сухо произносит Эш.
— Хотя, у нас была омела, — говорит Эмбри.
Я смотрю на дверной проем, где висела наша собственная ветка омелы; Эш настоял на том, чтобы мы ее туда повесили, едва мы добрались до этого домика, а затем целовал меня под ней в течение нескольких долгих сладких минут. Эмбри, засунув руки в карманы, наблюдал за нами с обеспокоенным выражением на лице.
— Эмбри, нам нужен кто-то, кто поцеловал бы тебя под омелой, — произношу я.
— Я согласен, — отвечает он. — Возможно, сегодня вечером один из агентов секретной службы окажется одинок.
Мы смеемся, но волна печали проходит через меня из-за Эмбри. Вечное третье колесо.
«Я бы поцеловала тебя, если бы смогла», — хотелось мне сказать. Может быть, он уже об этом знал.
Эмбри набирает себе горсть попкорна и подает на низкий диван, расположенный неподалеку, и в течение нескольких минут слышно лишь как горит в камине огонь, как снег стучит в окна, и попкорн шуршит в миске. Затем я спрашиваю у Эша:
— Ты уже слышал от Кей что-нибудь о Карпатском договоре?
Он качает головой.
— Я сказал ей передохнуть сегодня вечером. Нет смысла тратить свои праздничные дни на погоню за сенаторами, которые сами наслаждаются праздниками.
Был Сочельник, и мы с Эшем и Эмбри находились в Кэмп-Дэвиде. Мама Кей и Эша должна была приехать завтра вечером на рождественский ужин, в домике были только мы и служба охраны. Везде было затишье — с тех пор, как мы сюда приехали сегодня утром, пришло всего несколько смс-сообщений от Кей и Бельведера. Эш и его сотрудники упорно трудились, чтобы получить поправки сенаторов и их согласие на новый Карпатский договор, в надежде, что его подпишут до весны, и до того, как станет возможным наземное наступление солдат из Карпатии. Это был тихий декабрь, лишь работа над договором. Он также был тихим и для нас троих (полтора месяца прошли без повторения того, что произошло в вечер государственного ужина). Мы даже не говорили об этом.
Но казалось, что что-то изменилось, даже несмотря на отсутствие разговоров. В объятьях Эмбри (широко известного тем, что у него были разные партнерши для каждого события) почти каждую ночь была новая женщина, а иногда он приходил в Овальный кабинет или в Резиденцию с опухшими губами и взъерошенными волосами, и пах сексом. Знание о том, что он трахал других женщин (множество женщин) причиняло боль тайному уголку моей души, который я прятала ото всех, но именно для этого и нужен тайный уголок. Во время кампании «плейбойский» статус Эмбри был главной шуткой среди знатоков, и, в отличие от Эша, он никогда мне не рассказывал о сексуальной стороне своей жизни, никогда не давал мне никаких обещаний, и ему не нужно было этого делать, потому что мы не были вместе. У меня не было никаких претензий к его сексуальной жизни, и я это приняла, хотя это и причиняло боль.
Эмбри «протрахал» себе путь через элиту Вашингтона, но казалось, что с того вечера, он стал более привязан к нам с Эшем. Вечером он покидал любую вечеринку или торжественный вечер, на котором находился, и присоединялся к нам с Эшем в Резиденции. При этом он являлся к нам оттраханным и в помятом костюме или смокинге. Он смотрел с нами телевизор или помогал мне сортировать мои средневековые исследования. По воскресеньям с утра он находился рядом с нами в церкви, а в воскресенье после обеда растягивался на диване в гостиной Резиденции, болел вместе с Эшем во время футбольных матчей и дразнил меня разговорами о Натаниэле Готорне или о любом американском писателе, которого мы решали ненавидеть в тот день. По утрам, до того как солнце показывалось над горизонтом, а я готовилась покинуть Резиденцию незамеченной, Эмбри был рядом с кофе и газетой. Мы втроем спокойно завтракали, потягивая кофе, просыпаясь перед рабочим днем. Эмбри вписал себя в ритмы наших дней настолько сильно, что всякий раз, когда его не было с нами, казалось, что чего-то не хватает.
И со всем этим, мы с Эшем до сих пор не трахались. И с каждым днем это беспокоило меня все больше и больше.
Тьфу.