Американская пастораль

Нашему официанту Билли, низкорослому лысому крепышу со сплющенным, как у боксера, носом, незачем было спрашивать у Шведа, что он пожелает. Тридцать лет с гаком он всегда заказывал фирменное блюдо zity à la Винсент, предваряя его моллюсками posillipo. Здесь готовят лучшее zity в Нью-Йорке заверил Швед, но я все-таки заказал собственного фаворита: цыпленка cacciatore, которого Билли предложил «снять с косточек». Записывая наш заказ, Билли рассказал Шведу, что вчера вечером у них был Тони Беннет. Комплекция Билли наводила на мысль, что в течение своей жизни он носил грузы потяжелее, чем тарелка с zity, но его голос, высокий, напряженный и натянутый как струна, выдавал давно подавляемое страдание и резко контрастировал с внешним обликом. «Видите, где сидит ваш друг, мистер Лейвоу? Видите стул, на котором он сидит? Тони Беннет сидел как раз на этом стуле. Знаете, что говорит Тони Беннет, когда люди подходят к его столу поздороваться? Он говорит „очень приятно“, и вы сидите на его стуле».

На этом развлекательная часть закончилась. Дальнейшее было работой.

Швед принес фотографии всех троих сыновей и, начав за закуской, вплоть до десерта говорил практически без остановок о восемнадцатилетнем Крисе, шестнадцатилетнем Стиве и четырнадцатилетнем Кенте. О том, что один мальчик имел больше успехов в теннисе, чем в бейсболе, но тренер убедил его… о том, что другой был равно хорош в футболе и баскетболе и просто не мог решить… о том, что третий — чемпион по прыжкам в воду, но в то же время побил рекорд школы по баттерфляю и плаванию на спине. Все трое отлично учились. Один серьезно занимается естественными науками, другой, скорее, склонен к общественным, а третий… и так без конца. Была и фотография мальчиков с мамой — миловидной блондинкой за сорок, менеджером по рекламе в еженедельнике округа Моррис. Но она стала работать, торопливо пояснил Швед, только когда наш младший перешел во второй класс. Мальчикам повезло: их мама все еще считает, что занятия домом и детьми важнее, чем…

По мере того как мы продвигались от блюда к блюду, я все более удивлялся, с какой уверенностью он выдает все эти банальности и как все, что он говорит, растворяется в излучаемом им обаянии. Я все еще ждал, когда он перейдет к чему-то более определенному, чем все эти банальности, но всплывавшее на поверхность было все более и более поверхностным. Его жизнь — просто приятная пустота, подумал я, и он просто светится ею. Сначала он сам предпочел быть инкогнито, но прошло время, и инкогнито сделалось его сутью. Несколько раз мне показалось, что я больше не выдержу и, если похвалы в адрес семьи продолжатся, до десерта мне не добраться, но потом все перекрыла мысль, что, может быть, он вовсе не инкогнито, а просто ненормальный.

Что-то давило его и держало в тисках. Обесцвечивало. И все время предупреждало: ни шагу за отведенные рамки.

Швед был старше меня лет на шесть-семь и уже приближался к семидесяти. Но не считая морщинок у глаз и скул, выдающихся несколько больше, чем требуется по классическим канонам, выглядел он все так же великолепно. Я был уверен, что его сухопарость связана с усердными утренними пробежками или активной игрой в теннис, но в самом конце обеда вдруг выяснилось, что зимой он перенес операцию на простате и только-только восстанавливает вес. Трудно сказать, что меня поразило больше: его недуг или то, что он в нем признался. Мелькнула мысль, что ощущение его ненормальности, возможно, связано с этим недавним хирургическим вмешательством.

Дождавшись легкой паузы, я прервал его и, стараясь по мере сил скрыть свои тяжелые впечатления, спросил его о делах, о том, каково это быть сейчас владельцем фабрики в Ньюарке. И тут оказалось, что «Ньюарк-Мэйд» выехала из Ньюарка еще в начале семидесятых. Практически вся промышленность передислоцировалась за море. С ходом времени профсоюзы оставляли все меньше возможностей зарабатывать деньги, все труднее было найти людей, согласных работать сдельно, и тех, кто может трудиться на прежнем уровне, а в других странах была масса рабочих рук, способных в короткое время добиться квалификации, необходимой для стандартов, существовавших в перчаточном деле сорок-пятьдесят лет назад. Его семья дольше других сохраняла свое производство в Ньюарке. Из чувства долга перед ветеранами, в большинстве своем черными, Швед после волнений 1967 года держался в городе еще лет шесть. Держался, хотя реалии экономики били в глаза, а отец проклинал его упорство, держался долго, но потом все-таки вынужден был отступить. После волнений и дисциплина, и качество продукции падали неуклонно, и, когда полный развал был близок, он сдался и сумел, несмотря на паралич городской жизни, провести ликвидацию более или менее безболезненно. Во время волнений «Ньюарк-Мэйд» отделалась четырьмя выбитыми окнами, хотя на Уэст-маркет, в пятидесяти ярдах от ворот, ведущих на складской двор, два подожженных здания сгорели дотла.