Время шло: минуты, потом часы. Тень сидел все в той же комнате. Он прочел два номера «Спортс иллюстрейтед» и взялся за «Ньюсуик». Время от времени в комнату заглядывал Чэд: один раз чтобы поинтересоваться, не нужно ли Тени в туалет, другой – чтобы предложить ему сэндвич с ветчиной и маленький пакетик чипсов.
– Спасибо, – сказал Тень, приняв и то, и другое. – Я все еще не под арестом?
Чэд втянул воздух между зубами.
– Ну, – сказал он, – в общем, пока еще нет. Такое впечатление, что Майк Айнсель – это ненастоящее твое имя. С другой стороны, по законам штата, ты можешь называться хоть чертом лысым, если только не преследуешь при этом мошеннических целей. Так что пока особо беспокоиться не о чем.
– Могу я позвонить по телефону?
– В пределах города?
– Нет, по междугороднему.
– Если будешь звонить с моей телефонной карты, получится куда дешевле. А иначе придется скармливать вон той штуковине, что в коридоре, десятидолларовые купюры с такой скоростью, будто это двадцатипятицентовики.
– Вот спасибо! – сказал он вслух. Они прошли в свободный кабинет. Номер, который Тень продиктовал Чэду, был телефоном одной похоронной конторы в городе Кейро, штат Иллинойс. Чэд набрал его и протянул Тени трубку:
– Оставляю тебя здесь, – сказал он и вышел.
Несколько гудков, потом на том конце сняли трубку.
– Шакель и Ибис! Что вам угодно?
– Привет. Мистер Ибис, это Майк Айнсель. Я работал у вас несколько дней, перед Рождеством.
Секундная заминка, а потом:
– Да-да, конечно, Майк.
– Не слишком, мистер Ибис. В общем-то, из рук вон, если честно. Меня вот-вот арестуют. У вас там нет где-нибудь поблизости моего дядюшки? Или, может, просто передадите ему от меня весточку.
– Ну естественно, посмотрим, что можно будет сделать. Держитесь там, э-э, Майк. Да, тут еще кое-кто хочет перемолвиться с вами словечком.
И темный, с хрипотцой женский голос сказал:
– Привет, милый! Я по тебе скучаю.
Он был совершенно уверен, что голоса этого не слышал никогда в жизни. Но женщину знал. Он был совершенно уверен, что эту женщину...
– А кто эта девочка, с которой ты целовался, милый? Ты что, хочешь, чтобы я тебя ревновала?
– Мы с ней просто друзья, – сказал Тень. – И по-моему, она просто хотела дать всем понять, что думает про всю эту шумиху. А откуда ты знаешь, что она меня поцеловала?
– У меня глаза повсюду, где ходит мой народ, – сказала она. – Береги себя, милый...
Пауза, потом трубку снова взял мистер Ибис:
– Майк!
– Да.
– Вашего дядю не так-то просто достать. Он сейчас вроде как занят. Но я постараюсь передать от вас весточку вашей тете Нэнси. Удачи вам.
И – тишина.
Тень сел и стал ждать, когда вернется Чэд. Он сидел в пустом кабинете и мечтал хоть за что-нибудь зацепиться мыслью, чтобы ни о чем не думать. Потом через силу снова вынул «Протоколы», раскрыл наугад, примерно на середине, и начал читать.
Постановление, запрещающее сплевывать на тротуар и на пол в общественных местах, а также бросать в означенных местах табак в каком бы то ни было виде, было принято восемью голосами против четырех в декабре 1876 года.
Лемми Хаутала, двенадцати лет от роду, ушел из дому и, «судя по всему, скрылся в неизвестном направлении в припадке безумия» 13 декабря 1876 года. «Немедленно были организованы поиски пропавшего, но результата не принесли вследствие поднявшейся сильной метели». Совет единогласно постановил направить семейству Хаутала свои соболезнования.
Вспыхнувший на следующей неделе в платной конюшне Ольсенов пожар удалось потушить до того, как был нанесен какой бы то ни было ущерб, и без угрозы для жизни – будь то человеческая или конская.
Тень внимательно проглядывал напечатанные убористым шрифтом колонки текста. О Лемми Хаутала не было больше ни единого упоминания.
Повинуясь чуть ли не сиюминутному импульсу, Тень отлистал книгу вперед, к началу зимы 1877 года. Искомая информация нашлась в приложении к протоколам январских заседаний совета: Джесси Ловат, возраст не указан, «негритянская девочка», исчезла в ночь на 28 декабря. Судя по всему, ее «похитили так называемые странствующие торговцы». Семье Ловат никто соболезнований не посылал.
Тень отчаянно рылся в протоколах за 1878 год, когда в дверь, предварительно постучавшись, вошел Чэд Маллиган: вид у него был виноватый, как у школьника, который принес домой дневник с двойками.
– Мистер Айнсель, – сказал он, – Майк. Мне правда очень неудобно и неприятно тебе это говорить. Лично мне ты нравишься. Но это все равно ничего не меняет, ты меня понимаешь?
Тень сказал, что понимает.