Потом он снова увидел маму и глазам своим не поверил – такая она была молодая: ей, наверное, и двадцати пяти-то еще нет, и никаких болезней у нее еще не обнаружили. Она в квартире, в очередной съемной посольской квартире где-то в Северной Европе. Он оглядывается вокруг в поисках хоть какого-то ключа к ситуации и видит самого себя: мелкого засранца с большими серыми глазами и темными волосами. Они с мамой ругаются. Еще не услышав ни единого слова, Тень уже знает, о чем спор: в конце концов только на этой почве они и ссорились, а больше ни на какой.
Туннель змеился, и петлял, и закладывал кольца, наводя его на мысли о змеиной коже, о кишках и о самых глубинных, уходящих бог весть в какие подземные тверди корнях дерева. По левую руку у него обнаружился водоем; он услышал, как капает в него вода, еще издалека, но вблизи оказалось, что падающие откуда-то сверху струйки практически не нарушают зеркальной чистоты поверхности. Он опустился на колени и напился, зачерпывая воду рукой. Потом пошел дальше и неожиданно для себя очутился на танцплощадке с плавающими по полу яркими пятнами флуоресцентного света: будто попал невзначай в самый центр вселенной, и все на свете звезды и планеты вращаются теперь вокруг тебя. Но он не слышал никого и ничего, ни музыки, ни людей, которые пытались перекричать музыку, он смотрел во все глаза на женщину, в которой, пожалуй, даже и не признал бы при других обстоятельствах собственную мать, потому что в те годы, когда он ее знал, она такой уже не была – да что там, здесь она почти ребенок...
И она – танцевала.
Тень поймал себя на том, что ничуть не удивился, когда узнал ее партнера. За прошедшие с этих пор тридцать три года он практически не изменился.
Она была пьяна: Тень понял это с первого взгляда. Не то чтобы совсем пьяна, просто она не привыкла к спиртному, а через неделю или вроде того ей садиться на пароход, направляющийся в Норвегию. Пили они «маргариту», и соль так и осталась у нее на губах и на тыльной стороне ладони.
На Среде нет ни костюма, ни галстука, но заколка в форме серебряного дерева, пришпиленная к нагрудному карману рубашки, сияет и переливается, когда на нее попадают лучи прожекторов. Прекрасная пара, если, конечно, закрыть глаза на разницу в возрасте. В движениях Среды сквозит мягкая волчья грация.
Медленный танец. Он притягивает ее к себе, и его огромная лапища по-хозяйски обхватывает ее пониже талии, он прижимается к ней. Другой рукой берет девушку за подбородок, поднимает ее лицо вверх, и вот они уже целуются прямо здесь, на танцполе, а разноцветная переливчатая вселенная крутится и вертится вокруг.
Очень скоро они уходят. У нее кружится голова, она на него опирается, чтобы не упасть, и он ее уводит.
Тень закрыл лицо руками и не пошел следом: у него не было ни малейшего желания наблюдать за сценой собственного зачатия.
Зеркальная иллюминация исчезла, и теперь единственным источником света осталась крошечная луна высоко над головой.
Он двинулся дальше. На очередном повороте на секунду остановился, чтобы перевести дыхание.
И тут же почувствовал, как по его спине нежно прошлась чья-то рука, а потом тонкие пальчики взъерошили ему на затылке волосы.
– Привет, – шепнул темный, с хрипотцой, кошачий голос, прямо у него над плечом.
– Привет, – сказал он и повернулся, чтобы оказаться с ней лицом к лицу.
Она была шатенка с коричневой кожей, а глаза у нее были золотистоянтарные, как хороший мед. А зрачки – две тонкие вертикальные щели.
– Мы разве знакомы? – озадаченно спросил он.
– Интимнейшим образом, – сказала она и улыбнулась. – Я имела обыкновение спать у тебя на кровати. А мой народ с тех пор не спускает с тебя глаз, по моей просьбе. – Она обернулась к дороге, которая разбегалась чуть впереди на три разные стороны. – Ну ладно, – сказала она. – Одна сделает тебя мудрым. Другая – цельным. А третья убьет.
– А мне казалось, я уже умер, – сказал Тень. – Там, на дереве.
Она тихо мяукнула.
– Есть мертвые, – сказала она, – и мертвые, а бывают еще и совсем другие мертвые. Это вещь сугубо относительная. – Она снова улыбнулась. – Есть у меня на этот счет хорошая шутка. Про мертвых родственников. Хочешь, скажу?
– Нет, – сказал Тень. – Мне и так весело.
– Ну ладно, – еще раз сказала она. – Так какой дорогой ты хочешь пойти?
– Не знаю, – честно признался он.