Американские боги

Ястреб подскочил в воздух, взмыл ввысь и пошел в небо по широкой плавной дуге, постепенно набирая высоту, очерчивая то место в низких серых облаках, где предположительно должно было быть солнце, и по мере того как он поднимался, превратился сначала в точку, потом в крохотное темное зернышко, а потом – для невооруженного глаза – и вовсе в пустое место, во что-то, что можно было вызвать только силой воображения. Облака начали расходиться и рассеиваться, освобождая участок синего неба, посреди которого сияло солнце. Первый солнечный луч, пробившийся сквозь тучи и плеснувший на луг, был великолепен, но облака расходились все больше, и этот дивный образ исчез. Вскоре утреннее солнце залило светом луг не хуже, чем летом, в самой середине дня, выпаривая влагу от утреннего дождичка в блекло-серую дымку, а потом выжигая напрочь и дымку.

Золотое солнце омыло лежавшее на траве тело своим сиянием и теплом. На мертвую кожу легли мазки розового и тепло-коричневого цвета.

Женщина осторожно провела пальцами правой руки по груди мертвого человека. Ей показалось, что где-то глубоко она почувствовала легкую дрожь – не сердцебиение, конечно, но все-таки... Руку она оставила лежать там же, на груди, прямо на сердце.

Она наклонилась к губам Тени и дохнула ему в легкие, тихо-тихо, выдох и вдох, а потом ее дыхание переросло в поцелуй. Поцелуй был ненавязчив и пах весенним дождем и луговыми цветами.

Рана на боку мертвого снова начала сочиться кровью – алой живой кровью, которая посверкивала на утреннем солнце, как россыпь рубинов, а потом кровь остановилась.

Она поцеловала его в щеку, а после в лоб.

– Ну давай, – сказала она. – Пора вставать. А то все уже началось. Ты же не хочешь пропустить самое интересное.

Веки его дрогнули, и открылись глаза, серые, как вечерние сумерки, и посмотрели на нее.

Она улыбнулась и убрала руку с его груди.

Он сказал:

– Ты призвала меня обратно, – сказал медленно, будто забыл, как это, говорить. В его голосе явственно слышались недоумение и обида.

– Да.

– Я ушел. Меня судили. Все было кончено. Ты призвала меня обратно. Как ты посмела.

– Прости меня.

– Ладно.

Он сел, очень медленно. Потом сморщился и приложил руку к боку. И снова вид у него сделался недоуменный: там были потеки свежей крови, но раны под ними не было.

Он протянул руку; она обняла его и помогла подняться на ноги. Он оглядел луг, так, словно пытался вспомнить имена вещей, на которые сейчас смотрел: на цветы в высокой траве, на развалины дома, на дымку светло-зеленых почек, которой подернулись ветви огромного дерева.

– Ты все помнишь? – спросила она. – Помнишь то, что узнал за это время?

– Я потерял имя и сердце. А ты вернула меня назад.

– Ну прости меня, – сказала она. – Скоро начнется сражение. Между старыми и новыми богами.

– Ты хочешь, чтобы я сражался на твоей стороне? Тогда ты зря потратила время.

– Я вернула тебя, потому что должна была это сделать, – сказала она. – А ты теперь будешь делать то, что должен делать ты. Сам выбирай. Я свое дело сделала.

Внезапно она обратила внимание на то, что он совсем голый, и тогда она вспыхнула горячим алым румянцем и отвела глаза – вниз и в сторону.

Сквозь туман и дождь вверх по склону горы, по проходам между камнями двигались тени.

Белые лисы трусили бок о бок с рыжеволосыми людьми в зеленых куртках. Рядом с быкоголовым минотавром шел дактиль с железными пальцами. Свинья, обезьяна и острозубый гуль133 карабкались по камням вместе с человеком, кожа у которого была голубая, а в руках он держал огненный лук, с медведем, у которого в мех были вплетены цветы, и еще с одним человеком, одетым в золотую кольчугу, в руках у которого был меч, сплошь состоявший из глаз.

Прекрасный Антиной, бывший любовник Адриана, шел по склону горы во главе целого отряда одетых в кожу амазонок со скульптурными, откровенно стероидного происхождения торсами.

Серокожий человек, во лбу которого, на циклопий манер, сиял вместо глаза огромный необработанный изумруд, шел вверх, неловко переставляя ноги, а вслед за ним карабкались несколько смуглых приземистых человечков с бесстрастными и точеными – как на ацтекских барельефах – лицами: им были ведомы тайны, которые джунгли давно успели поглотить и о которых успели забыть.

Лежавший на вершине горы снайпер неторопливо прицелился в белую лису и нажал на спуск. Раздался выстрел, в воздухе запахло бездымным порохом. Оставшийся лежать на склоне труп был трупом молодой японки с развороченным животом и лицом, залитым кровью. А потом и этот труп начал медленно растворяться в воздухе.

А народ все шел и шел вверх, кто на двух ногах, кто на четырех, а кто и вовсе безо всяких ног.