Американские боги

– Ну, а для чего же еще нужны друзья, – отозвался Хинцельманн. – Может, когда-нибудь и ты меня спасешь. И вообще, хватит на эту тему.

Тень глотнул кофе.

– Я думал, что все, умер уже.

– В рубашке ты родился, вот что я тебе скажу. Я на мосту стоял – потому что прикинул, что с большой долей вероятности главный день в году настанет именно сегодня. Когда доживаешь до моих лет, такого рода вещи начинаешь чувствовать. Ну вот, значит, я там и стоял, со старыми своими часиками в руке, а тут смотрю – ты на лед спускаешься. Я заорал, как мог громко, но голову даю на отсечение, что ты меня не услышал. Потом я увидел, как машина ушла под лед, и ты с ней вместе, ну, думаю, крышка парню, но на лед тем не менее спустился. Страшно было, жуть – аж мурашки по коже. Ты под водой проторчал минуты две, не меньше. А потом гляжу – в том самом месте, где машина нырнула, рука твоя торчит из воды, – я как будто привидение увидел, честное слово... – Он немного помолчал. – Нам обоим с тобой крупно повезло, что пока я тебя тащил из воды, а потом до берега, лед не проломился.

Тень кивнул.

– Спасибо вам огромное, – сказал он Хинцельманну, и гоблинское сморщенное лицо старика просияло.

Тень услышал, как где-то в дальней части дома вроде как закрылась дверь. Он глотнул еще кофе.

Теперь, когда способность здраво рассуждать начала понемногу к нему возвращаться, он начал задавать себе вопросы.

Например: каким образом этот крохотный старичок, росту в котором было вполовину меньше, чем в Тени, а весу – так наверное, раза в три, умудрился доволочь его бесчувственное тело по льду через все озеро сначала до берега, а потом еще и поднять по склону и загрузить в машину. И как Хинцельманну удалось втащить его в дом, поднять и уложить в ванну.

Хинцельманн встал, подошел к камину, взял щипцами из поленницы тоненькое полешко и аккуратно положил его в самый огонь.

– А вы не хотите узнать, зачем я вообще вышел на лед?

Хинцельманн пожал плечами.

– Это не мое дело.

– Вот чего я все никак не могу взять в толк... – сказал Тень, а потом немного помедлил, собираясь с мыслями. – Я никак не могу понять, зачем вы вообще кинулись меня спасать.

– Ну, – ответил Хинцельманн, – просто меня в свое время так воспитали: если видишь, что человек попал в беду...

– Да нет, – перебил его Тень. – Я не об этом. Я о том, что всех этих детей убили вы. Убивали их каждую зиму. И я – единственный человек, который вас вычислил. Вы же не могли не заметить, как я открываю багажник. Почему вы просто не дали мне утонуть – и все дела?

Хинцельманн склонил голову на бок. Потом задумчиво почесал нос, покачиваясь взад-вперед на носках туфель.

– Ну, – сказал он наконец, – вопрос-то, конечно, интересный. Скорее всего, просто потому, что у меня кое перед кем есть должок. А я свои долги привык выплачивать до последнего пенни.

– Перед Средой?

– Ну да, так его вроде кличут.

– Поэтому он меня и спрятал в Лейксайде, ведь так? Были основания надеяться, что именно здесь меня никто никогда не найдет.

Хинцельманн ничего ему на это не ответил. Он снял со стены тяжелую чугунную кочергу и начал разгребать ею угли: дым пополам с яркооранжевыми искрами клубом взвился вверх.

– Живу я здесь, – сказал он. – И это очень хороший город.

Тень допил кофе и поставил кружку на пол. И даже это усилие далось ему с колоссальным трудом.

– А с каких пор вы тут живете?

– Достаточно давно.

– И озеро – тоже ваших рук дело?

Хинцельманн удивленно поднял на него глаза.

– Ну да, – сказал он. – Озеро тоже моих рук дело. Когда я сюда приехал, они уже были уверены, что у них есть озеро, хотя я не видел ничего, кроме родника, мельничной запруды и вытекающего из-под нее ручейка.

Он немного помолчал.

– Вот я и прикинул, что в стране этой нашему брату приходится ой как туго. Она нас просто заживо заедает. А мне не нравится, когда меня едят заживо. Вот я и заключил с этим городом сделку. Я подарил им озеро, подарил процветание...

– И должны они вам за это были всего ничего: по ребенку каждую зиму.

– Хорошие были детишки, – медленно покачал своей старческой головой Хинцельманн. – Все детишки были просто замечательные. Я только тех выбирал, которые мне самому нравились. Кроме разве что Чарли Неллигана. Дурное в нем было семя, бурьян, сорняк. Когда он у меня был, в двадцать четвертом? Или двадцать пятом? Ну, да. Такая вот у нас получилась сделка.

– А жители этого города, – спросил Тень. – Мейбл. Маргарет. Чэд Маллиган. Они об этой сделке знают?

Хинцельманн промолчал. Он вынул кочергу из огня: дюймов на шесть от кончика она раскалилась докрасна. Тень понимал, что даже за рукоятку эту кочергу нормальному человеку держать невозможно, она слишком горячая – однако Хинцельманна, судя по всему, это ничуть не беспокоило, и он опять начал шевелить ею угли. Потом сунул ее поглубже, в самый жар, и оставил лежать. И сказал:

– Они понимают, что живут в прекрасном месте. Притом, что все прочие города и городишки в нашем округе, да что там, во всей этой части штата, давно уже превратились бог весть во что. И об этом они тоже знают.

– И это тоже ваших рук дело?