Даже если Дюрант и почувствовал в этом месте какой-то подвох, ему не оставалось ничего иного, как повторить только что данный ответ — да, он слышал звук фортепиано, доносившийся снизу!
И вот тут прокурор Барнс очень удачно уличил обвиняемого во лжи. Показав указкой то место, где находился якобы неисправный светильник, он далее продемонстрировал тот путь, который Дюрант должен был проделать, направляясь в кабинет Кинга. А путь был довольно заковыристый — Дюранту следовало спуститься по 10-футовой [3 м.] приставной лестнице, пройти по галерее, далее спуститься в зал общинных собраний, выйти на главную лестницу, спуститься на один этаж и далее пройти коридором. И весь этот путь Дюрант должен был проделать очень быстро, ведь согласно показаниям Кинга, данным в этом суде, тот играл на фортепиано совсе мнедолго, буквально 2–3 минуты! Как же отравившийся газом Дюрант успел не только отремонтировать светильник, но и пробежать по зданию такой извилистый путь?!
После этих слов прокурора в зале раздался смех, кто-то захлопал в ладоши и судья Мёрфи был вынужден призвать публику к порядку.
Это был, конечно же, фурор! Обвинитель поймал Дюранта на лжи и сделал это как будто бы случайно, между прочим…
На Дюранта было больно смотреть, он сидел в свидетельском кресле с пунцовым лицом и молчал, не зная, что ответить.
Барнс же, не делая акцента на произошедшем, тут же заговорил о другом. Он уточнил сколько Дюрант бросил брома в бутылку сельтерской? размешал ли? как много отпил? закрыл ли бутылку? Затем без всякого перехода поинтересовался, хорошо ли Теодор знаком с медицинским делом и понимает ли он, что раствором брома в сельтерской воде мог убить себя?[9]
В этом месте в зале снова раздался смех и нестройные апплодисменты, присутствовавшие поняли, что прокурор только что поймал Дюранта на очередной лжи. Это понял и сам обвиняемый — он моментально подобрался, уперся руками в подлокотники кресла и казалось, сейчас вскочит на ноги. На него с эти секунды было страшно смотреть, Дюррант вдруг показал себя человеком, способным на вспышку гнева едва только ситуация выходит из-под его контроля.
Прокурор мог быть собой доволен — он выжал из перекрёстного допроса максимум возможного! Не следует забывать, что Дюрант на протяжении следствия и суда тщательно следил за своими речью и поведением, старательно изображал из себя человека открытого и дружелюбного. Линия его поведения была хорошо продумана и очень рациональна по своей сути. Прокурору было очень сложно бороться с таким противником, особенно принимая во внимание, что тогдашнее состояние криминалистики не могло обеспечить его никакими серьёзными уликами и никаких технических средств, способных реконструировать интересующие суд события, тогда просто не существовало.
Кульминационный момент дачи свидетельских показаний Теодором Дюрантом. Услыхав ироничные слова прокурора Барнса о неправильном оказании самопомощи при отравлении газом, вызвавшие смех в зале, Дюрант вспыхнул, переменился в лице и уперся руками в подлокотники кресла, словно собирался вскочить на ноги. Эта неконтролируемая реакция на неприятные слова наглядно продемонстрировала его темперамент и крайне болезненную реакцию на негативную критику.
Тем не менее, Барнс добился впечатляющкго успеха, ложь Дюранта стала очевидна всем! Автор должен признаться, что после прочтения стенограммы этого допроса сомнения в том, каков же окажется вердикт присяжных, у меня пропали. С этого времени всё стало уже очевидно.
15 октября газеты объявили о переносе заседаний по причине депрессии обвиняемого. Сложно сказать, что именно обозначало понятие «депрессия» — автор подозревает, что в ночь на 15 октября могла иметь место попытка самоубийства Дюранта — но причина несомненно была очень весомой для суда. Если Дюрант действительно пытался покончить с собою в камере, то судья мог запретить разглашать эту информацию, т. к. она могла повлиять на суждение присяжных, которые с большой вероятностью посчитали бы попытку суицида своеобразным признанием вины.
Затем процесс продолжился и 23 октября Теодор Дюрант получил ещё один сокрушающий удар. И нанёс его человек, от которого обвиняемый менее всего ожидал сюрприз такого рода.