Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга IV

Дети и подростки довольно часто встают на путь лжесвидетельства, причём делают это умышленно и безо всяких мук совести. Таких примеров можно привести множество, но, пожалуй, самым ярким из них следует признать историю т. н. «салемских ведьм» — 3-х девочек, оговоривших в конце 17-го столетия большое количество людей, часть из которых была казнена или умерла в ходе следствия. Сюжет упомянутой драматической истории хорошо известен, по крайней мере, автор исходит из того, что читателям он знаком, но следует подчеркнуть, что виновницы произошедшего действовали целенаправленно и злонамеренно на протяжении более года. Девочки в возрасте 9, 11 и 12 лет согласовывали свои показания и поведение, число оговоренных ими людей достигло 200 человек, из которых 19 были повешены по решению суда, 1 задушен посредством навала камней, а не менее 5 человек скончались в тюрьме во время следствия. Мотивы девочек не до конца ясны, скорее всего, своими оговорами они развлекались и сводили счёты с теми, кого считали недоброжелателями. Вопрос о неочевидной мотивации девочек много занимал исследователей, в силу чего появились довольно экзотические объяснения их поведения, вроде того, что имело место их отравление некими галлюциногенами или заболевание некими экзотическими болезнями, но все объяснения подобного рода не выдерживают критики. «Дело салемских ведьм» задокументировано довольно хорошо и содержит большое количество деталей, исключающих любые объяснения, кроме умышленной и злонамеренной мистификации.

Но если с умышленной ложью ребёнка-свидетеля всё более или менее понятно, то вот неумышленное лжесвидетельство является феноменом намного более иррациональным и необъяснимым с точки зрения здравого смысла. Рационально мыслящий взрослый человек несомненно будет озадачен тем, как часто рассказы детей и подростков не соответствуют истине.

Многочисленными экспериментами доказано, что лишь по достижении ребёнком 14 лет статистика сделанных им ошибочных утверждений начинает более или менее соответствовать аналогичной статистике для взрослого человека, а до этого дети стабильно ошибаются намного больше взрослых. Причём, если рассматривать изменение этого показателя по возрастам, то можно увидеть, что наиболее неточны в своих сообщениях дети в возрасте 10 лет — а это именно возраст Чарльза Ханны-младшего, важнейшего свидетеля по делу Мелвина Хорста.

Следует понимать, что склонность детей привирать, или, если выражаться деликатнее, приукрашивать свои показания, довольно часто [хотя и не всегда] имеет довольно позитивную мотивацию и не является следствием злонамеренности. Эмоциональная незрелость ребёнка побуждает его искать расположения старших и когда ребёнок оказывается важным свидетелем при расследовании уголовного дела, то необычность обстановки сбивает его с толку и в значительной степени дезориентирует. Он видит вокруг себя серьёзных, важных мужчин с погонами и пистолетами, они разговаривают с ним внимательно и дружески — такое отношение, разумеется, чрезвычайно льстит самолюбию ребёнка, почувствовавшего внезапно сопричастность серьёзному большому делу. А если ребёнок растёт в неполной семье, без отца, то общение на равных с солидными [ «крутыми»!] мужчинами лишь сильнее кружит ему голову и побуждает любой ценой оправдать возлагаемые на него серьёзные надежды. Ребёнок будет видоизменять свои показания в угоду допрашивающим его детективам не потому, что он злой и лживый, а просто потому, что он — ребёнок, ищущий похвалы «старших товарищей».

Классическим примером того, во что может вылиться подобное взаимодействие ребёнка с детективами, может стать расследование в Советском Союзе преступлений серийного убийцы-педофила Сергея Головкина в 1980-х гг. В самом начале работы по этому делу сотрудниками уголовного розыска был обнаружен мальчик, якобы видевший преступника с одним из убитых. Свидетель дал описание преступника, упомянув в числе прочего татуировку на руке предполагаемого убийцы — фамилию «Фишер» — которой в действительности не существовало. Это сообщение почти на 3 года дезориентировало следствие, направив его по ложному следу. Поиск несуществующего «Фишера» продолжался до тех самых пор, пока повзрослевший свидетель не признался на очередном допросе в том, что никакой татуировки он не видел, а выдумал её для того, чтобы как-то «оправдать доверие» оперативников уголовного розыска, очень надеявшихся получить от него важную информацию.