Американский доктор из России, или История успеха

По началу, я по своей инициативе старался ходить на обходы с Виктором Френкелем и иногда с другими старшими аттендингами: я хотел перенять их основные традиции. Но я долго не мог уловить общие установки лечебного подхода к пациентам. Прошло довольно времени, пока я понял — их и не было. Стиль работы у каждого доктора был свой, каждый работал так, как считал нужным. А ошибки и осложнения, если были, обсуждались раз в месяц на общих конференциях «М&М — Mortality and Morbidity» то есть «Смертность и осложнения». По счастью, того и другого было очень мало.

Френкель делать обходы своих частных больных не любил и называл их «Via Rosa» — название улицы в Иерусалиме, по которой Христос нес свой крест. Быстрый во всем, он и своих больных обходил наскоро, мы с резидентами еле за ним поспевали. Но авторитет его был непререкаем для его пациентов, они не допускали возможности сердиться на него. Зато мне часто приходилось возвращаться в палаты, чтобы уделить им больше внимания, ответить на их вопросы, объяснить что-либо. Им я объяснял, что доктор Френкель торопился на операцию. Виктор мое отношение понимал и ценил. Однажды, когда мы шли на обход вдвоем, он признался:

— Знаешь, я раньше был внимательным доктором, меня все волновало — что с моими пациентами. А теперь… может — постарел.

Я удивлялся такому стилю работы и не все в этой организации мне нравилось. Но по опыту я знал: есть два пути научиться чему-либо — как НАДО делать, и как НЕ НАДО делать. Я наблюдал наших хирургов с позиций врача старых русских традиций неспешной и более внимательной работы. В России каждый хирург работал в одной больнице и в одном отделении, и все его больные концентрировались в двух-трех соседних палатах на одном этаже. Работали все на государственной зарплате от больницы, на одну или полторы скудные ставки. Поэтому многие стремились подрабатывать ночными дежурствами или на приемах в поликлинике. За операции денег не получали, поэтому не старались делать их больше: сколько ни работай, больше положенной ставки не заработаешь. Доктора никуда не торопились — ходили из палаты в палату, обязательно в сопровождении сестры, и уделяли своим пациентам достаточно внимания. Стиль работы был спокойнее — это было хорошо. Но ведь и весь стиль жизни в России был замедленный, не такой, как бурный стиль жизни в Америке. Зато и заработки русских хирургов были просто нищенские. Что хуже, что лучше?

Илизаровское удлинение

Биппер на моем поясе опять запищал, и оператор госпиталя передала, что доктор Френкель вызывает меня в детское отделение.

Там, в отдельной палате, человек десять интеллигентных на вид взрослых, явно восточного типа, весело переговаривались. Посреди группы возвышался Виктор и громким голосом им что-то рассказывал. Я знал, что Виктор любит привлекать внимание, но обстановка нездорового возбуждения в больничной палате показалась мне странной.

Я протиснулся в центр.

— А вот и он! — объявил Виктор. — Доктор Владимир, ученик самого профессора Илизарова. Он будет помогать мне на операции!

Все уставились на меня. И тут я увидел, что на кровати сидел, поджав короткие ножки, мальчик с выразительными темными глазами. Он испуганно переводил взгляд то на Виктора, то на меня.

— Владимир, — сказал Френкель, — у этого чудесного мальчика болезнь ахондроплазия. Мы будем удлинять ему обе ноги. Я сказал, что Илизаров удлиняет конечности на двадцать — двадцать пять сантиметров, а мы подарим ему по крайней мере пятнадцать. Сделаем одну ногу, потом другую. Первую операцию назначаем на завтра. Займись подготовкой.

И он вышел из палаты.

Оказалось, что родители мальчика привезли его к нам после выступления Френкеля по телевидению с рассказом об Илизарове. Они были иммигранты из Ирана, отец работал психиатром в одном из лучших Нью-Йоркских госпиталей. Остальные были родственники и соседи. Один из них представился мне репортером журнала «Тайм». Он сказал, что, как только мальчику будет сделана операция, он напишет об этом статью.

— Про вас я тоже напишу, — пообещал он, что прозвучало зазывающе, а главное, преждевременно: опыта в таких операциях у нас с Френкелем было еще мало.

Мне бросилось в глаза, что родители ребенка — люди невысокого роста, неудивительно, что и сын был маленький. Но его ноги и руки были слишком коротки, поставить диагноз было нетрудно: врожденная болезнь хрящевой ткани, при которой сильно отстают в росте кости рук и ног. Болезнь эта по латыни называется красиво — «ахондроплазия», но она уродует людей: при почти нормальном теле и большой голове конечности у них короткие и кривые.

Мать и отец подвели меня к мальчику:

— Это доктор Владимир. А нашего сына зовут Гизай. Гизай, скажи доктору «хэлло».

Слабым голоском он что-то пискнул, испугано тараща на меня черные пуговки глаз.

А взрослые, возбужденно перебивая друг друга, стали забрасывать меня вопросами:

— Правда, это гениальная операция? А очень больно?

— На сколько сантиметров нога удлинится сразу?

— На сколько можно ее удлинять каждый день?

— А можно сделать больше, чем пятнадцать сантиметров?