Читаем Американский пирог полностью

Выйдя в терминал, я поежилась. Тусклый зимний свет словно нехотя струился на ряды пустых кресел, выкрашенных синей краской. Терминал был почти пуст. «Что за странное слово, — подумала я, — „терминал“. И совершенно неподходящее: сразу напоминает о смертельно больных. Но ведь не все же спешат на похороны, кто-то просто собирается в путешествие. Почему бы не назвать этот огромный стеклянный холл просто вестибюлем?»

Указатели вывели меня к эскалатору, и неподалеку от выдачи багажа я отыскала справочное бюро. Девушка у окошка объяснила мне, как пройти к «такси-лимузинам» — заурядной транспортной конторе, укомплектованной микроавтобусами «крайслер». Я купила билет и потащилась вдоль вереницы припаркованных на стоянке автобусов, разыскивая тот, что идет к Таллуле. Машин там было около сотни, а моя оказалась предпоследней. Не говоря ни слова, водитель взял мой мешок и запихнул его в невероятно маленький багажный отсек. Я залезла внутрь и пробралась в третий ряд мимо двух потрепанных бизнесменов, уткнувшихся в «Уолл-стрит джорнал», и двух загорелых женщин, блондинки и брюнетки. Эти были увешаны золотыми побрякушками — серьгами, браслетами и ажурными ожерельями. Они обсуждали игорные дома во Фрипорте и их отвратительных завсегдатаев. Блондинка обернулась ко мне и просияла. Ярко-белые тени на ее веках напоминали оправу очков фасона «кошачий глаз».

— Привет, — бодро начала она, откидывая челку. Вокруг ее темных глаз виднелась черная подводка. — Возвращаетесь из отпуска?

«Из отпуска?» — подумала я. Строго говоря, я не была в отпуске ни разу в жизни; но на сей раз моя нормальная жизнь словно сама собой отправилась в отпуск. Отпуск получили и мой муж, и моя работа, и бог его знает, чем это кончится. Я понимала, что выгляжу просто дико из-за своей уродливой стрижки, кожаных сандалий, драных джинсов и футболки с надписью «Спасите китов». Словно только что вернулась из дешевенького тура в Панама-Сити, где скоротала неделю в третьесортном мотеле на берегу залива. «Да и не по сезону прикид», — сказала бы Джо-Нелл. Судя по тому, что у всех машин на парковке заиндевели стекла, на улице было по меньшей мере ноль градусов.

— Нет, не из отпуска, — ответила я блондинке и уставилась на свои джинсы. Я всегда умудрялась одеться как-то не к случаю — просто Королева Неуместного Наряда. Если мужчины выряжались в смокинги, я заявлялась в тапочках и хлопковом платьице. Когда меня приглашали на вечеринку у бассейна, я приходила в купальнике, а потом силилась скрыть смущение при виде платьев, шортов, слаксов и полного отсутствия купающихся. Хозяйка начинала суетиться, рассыпаться в извинениях, соглашаться, что употребила неудачное выражение в пригласительном билете. «В смысле „рядом с бассейном“. Но раз уж ты в купальнике, — тараторила она, — обязательно окунись. Не смущайся: никто на тебя не смотрит».

— Дело в том, что я сама из отпуска и подумала, что вы, возможно, тоже. — Блондинка улыбнулась мне, обнажив чуть кривоватые зубы. Она села поудобнее, и в воздухе повеяло ароматом жонкалий и ванили. — Так откуда вы едете?

— С западного побережья. — Я немного поколебалась, не зная, стоит ли выкладывать всю правду. Если эта блондинка, как и многие южанки, обожает трагедии, она будет засыпать меня вопросами до самой Таллулы.

— Правда? — протянула блондинка, поднимая брови. При этом белые ободки на ее веках вытянулись. Она глянула на свою спутницу, пухленькую брюнетку, которая, сощурившись, рассматривала меня. Эта вторая показалась мне чуть более толковой.

— То есть из Калифорнии? — спросила брюнетка.

— Из Нижней Калифорнии, — пояснила я.

— Это такой пляж в Лос-Анджелесе или где-то рядом, верно? — влезла блондинка.

— Нижняя Калифорния в Мексике, — отозвалась я, пытаясь пригладить волосы.

— Ой, вечно я все напутаю, — захихикала блондинка. — А вы случайно не из этих… как их теперь называют?.. Не миссионеры, а как-то… — Она обернулась к подруге: — Как их называют. Бренда?

— Не знаю, — ответила Бренда. — В моей церкви их называют «свидетелями», и они проповедуют аборигенам Ямайки.

Я прекратила теребить волосы и ошарашенно заморгала.

— Кому?! — вырвалось у меня.

— Аборигенам, — повторила Бренда. — Они там, знаете ли, поклоняются черным петухам. Дикари да и только. — Она важно посмотрела на блондинку, а затем снова обернулась ко мне: — Так вы тоже из свидетелей?

— М-м-м, — промычала я. Это слово ассоциировалось у меня лишь с судом и федеральной программой защиты свидетелей. Но потом меня осенило: это же название одной старомодной секты — «свидетели Иеговы». Да, давненько я не была на Юге, стала забывать здешний язык. Живя в Калифорнии, как-то проникаешься чувством, что земли южнее линии Мейсона-Диксона — что-то вроде мифической страны, которая существует лишь в сознании ученых, торговцев сувенирами и древних старух, что до сих пор верят рассказанным им в детстве небылицам. Боже мой, я, видно, совсем сошла с ума.

Я улыбнулась обеим подругам и ответила:

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 2005

Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие
Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории. Иногда он появляется в них как главный персонаж, а иногда заглянет лишь грустным глазом или махнет кончиком хвоста…Любовь как трагедия, любовь как приключение, любовь как спасение, любовь как жертва — и всё это на фоне истории жизни старого гомосексуалиста и его преданной собаки.В этом трагикомическом романе Дан Родес и развлекает своего читателя, и одновременно достигает потаенных глубин его души. Родес, один из самых оригинальных и самых успешных молодых писателей Англии, создал роман, полный неожиданных поворотов сюжета и потрясающей человечности.Гардиан

Дан Родес

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза