Читаем Американский пирог полностью

Теперь уж и не упомнить, когда у нас в последний раз были гости; наверное, еще когда Фредди училась в своей врачебной школе. Каждый раз, как она ехала домой, я делала двадцать дел кряду. Перестилала постели, размораживала заготовленные впрок угощения, жарила цыпленка, мыла столы, пекла персиковый пирог, а потом еще утюжила себе нарядное платье — то, что расшито узором из зонтиков. Но на сей раз я не стала рыться в холодильнике. Нет уж, разогретые кушанья хороши для похорон, но никак не подойдут для моей Фредди. Уж я-то знаю, как она любит все свеженькое: ведь в докторской школе ей рассказали все тайны здоровой пищи, да и живет она теперь в Калифорнии. Ее приезд для нас такой праздник.

А кормить гостей — это как-никак мой конек.

За приличными продуктами я сбегала в магазинчик «Пиггли-Виггли», что на Эш-стрит. Там я накупила бараньих ребрышек, свежего салата, зеленого лука, две буханки французского хлеба, ирландского картофеля, красного винного уксуса и немного того оранжевого соуса, что так любит Элинор. Я не знала, захочет ли Фредди пирога или фруктов, и на всякий случай прихватила ванильное мороженое и клубнику. Пусть себе лежат в морозилке — в случае чего можно будет сделать торт-гигант.

Прибежав домой, я тут же помчалась на кухню. Кроме меня там, слава богу, никого не было, и я спокойно накрошила салат, нарезала лучок и подготовила хлеб для гренок. У меня были такие планы! Но вдруг я подумала: а что, если Фредди теперь эта… вегетарийка или ветеринарийка… в общем, которая не ест мяса? Она ведь нам рассказывала про своего муженька. Этот ее Сэм — большой чудак: не ест ни мяса, ни яиц. И как она ему готовит?! Я то и дело думаю о всяческих вкусностях, которых он себя лишает: о яичнице с беконом и пряностями или о торте со взбитыми сливками (ведь в нем на один только крем идет свыше десятка яичных желтков). Уму непостижимо, чем же такого парня кормить: салатом, резаными персиками да водой со льдом? Я перепугалась, что Фредди могла заразиться этой сумасшедшей диетой, и наготовила побольше салата на случай, если она не станет есть бараньи ребрышки. Много не мало, к тому же Элинор с радостью подъест все остатки. Для своего роста она не так уж много и весит, хотя в колготки, даже самые большие, ей теперь не влезть.

Едва заслышав тарахтение фургона, я понеслась в прихожую, открыла дверь и сбежала по ступенькам. И тут же увидала ее волосы — короткие-прекороткие, как у мальчишки! От этого ее глаза казались жутко большими и темными — совсем как у Руфи. Росточком она была с двенадцатилетнюю девочку, я и не помнила, что она такая кроха. Да и оделась она как-то… бедновато: штопаные джинсы, кроссовки да рубашечка с коротким рукавом.

— Минерва! — завизжала Фредди и, пробежав по траве, кинулась мне на шею. Затем она отступила и оглядела меня: — Ты стала поменьше ростом!

— А ты так исхудала. — Я схватила ее за руки. — На ужин у нас салат и запеченные бараньи ребрышки с пылу с жару. Мясо-то ты ешь?

— Еще бы, — она заулыбалась и взъерошила свои стриженые волосы. Я вздохнула с облегчением и потащила ее в дом, отпихнув с дороги Элинор. На кухне я усадила ее за дубовый стол.

— Ешь, детка, — твердила я, бегая туда-сюда и накрывая на стол.

— Ты хоть помнишь, что сегодня Новый год? — спросила Фредди.

— Как хорошо, что ты напомнила! — Я обняла ее за плечи и почувствовала, как торчат ее косточки. — Тогда я натушу нам черных бобов, они — к удаче.

— Да уж, удача нам не помешает, — откликнулась Элинор.

Когда они пошли в больницу к Джо-Нелл, я накинула пальто, взяла авоську с цветами и отправилась на кладбище. День был уже на исходе, солнце постепенно садилось, а с северо-запада подул холодный зимний ветер. Я направилась к площади. Кое-кто у нас жутко гордился, что Таллула стала такой новомодной, что в ней появились все эти лампы для загара, магазины с кинокассетами и китайские забегаловки. Но, на мой вкус, городок не слишком переменился. То, что подновилось снаружи, в глубине-то осталось таким же, как прежде. Вот этот платан стоит перед зданием муниципалитета уже сто пятнадцать лет, и именно на нем в девятьсот втором году повесили семерых человек: это в нашем-то веке, заметьте себе! На месте киномагазина прежде было кафе «Кунс 5-10». Там, где раньше стояла скобяная лавка, теперь салон загара «12 месяцев», а место старенькой клиники доктора Чили Маннинга занял мебельный магазин. Если заболеешь, надо идти в больницу Красного Креста на шоссе Картидж, где каждый божий день принимают новые доктора, и всегда приезжие. Волей-неволей начинаешь думать, не натворили ли они чего в другом штате.

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфора 2005

Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие
Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

Собака, брошенная хозяином, во что бы то ни стало стремится вернуться домой. Истории о людях, встретившихся ей на пути, переплетаются в удивительный новеллистический узор, напоминая нам о том, как все мы в этом мире связаны друг с другом.Тимолеон Вьета — дворняга, брошенная в чужом городе своим хозяином-гомосексуалистом в угоду новому партнеру, — стремится во что бы то ни стало вернуться домой и, самоотверженно преодолевая огромные расстояния, движется к своей цели.На пути он сталкивается с разными людьми и так или иначе вплетается в их судьбы, в их простые, а порой жестокие, трагические истории. Иногда он появляется в них как главный персонаж, а иногда заглянет лишь грустным глазом или махнет кончиком хвоста…Любовь как трагедия, любовь как приключение, любовь как спасение, любовь как жертва — и всё это на фоне истории жизни старого гомосексуалиста и его преданной собаки.В этом трагикомическом романе Дан Родес и развлекает своего читателя, и одновременно достигает потаенных глубин его души. Родес, один из самых оригинальных и самых успешных молодых писателей Англии, создал роман, полный неожиданных поворотов сюжета и потрясающей человечности.Гардиан

Дан Родес

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза