Американский принц

Возможно, я мог бы навсегда остаться в этом неопределенном состоянии, но у вселенной были другие планы. Мерлин сказал бы, что это была судьба, Эш — что таково было желание Господа, а Грир согласилась бы с обоими, но это была не упорядоченная рука Бога и не предопределенное время. Следующие три месяца были гребаным хаосом.

И это началось с того, с чего начиналось и продолжалось большинство случаев беспорядка: с моей сестры.

* * *

Морган должна была приехать за день до поездки в Прагу, чтобы провести вместе мои выходные, отдыхая и восстанавливаясь за осмотром достопримечательностей. Ну, она хотела осмотреть достопримечательности. Я хотел найти немного абсента, протрахать себе путь в «новый» город, и притвориться, что не существует снисходительного зеленоглазого мудака, ждущего моего возвращения на базу.

Во всяком случае, сегодня вечером она собиралась остановиться в деревне недалеко от базы, а затем мы вместе отправились бы на поезде в Прагу. Но этот день был также тем днем, когда мы выполняли одну из наших худших тренировок: восемь часов ползли на животе по лесам, кишащим поддельными врагами, создавая поддельный аванпост. Грязь была холодной и влажной, мокрая сосновая хвоя почему-то все еще была острой, так что на шестимильной отметке у большинства моих людей кровоточили пальцы, и начался насморк. Я объявил перерыв, чтобы солдаты могли забинтовать пальцы и перевести дыхание. Вот тогда это произошло. Группа Колчестера (наши «враги» во время этой тренировки) взобрались по губе близлежащей небольшой реки и набросились на нас.

Грязь вокруг нас взорвалась градом поддельных пуль (заполненных краской, которыми мы могли стрелять из нашего настоящего оружия), и я закричал в свою рацию, чтобы солдаты нашли убежище. Я не был полным идиотом (для отдыха мы выбрали укрепленное место и послали нескольких парней наблюдать за периметром), так что каким-то образом нам удалось сформировать последовательную защиту против людей Колчестера. Но нам не удавалось их оттеснить, солдат за солдатом был подстрелен краской и ложился на землю, имитируя смерть. Вскоре остались лишь мы с Дагом, помощником командира взвода, мы подстрелили шесть или семь людей Колчестера. Затем подстрелили Дага, он заворчал, когда его ударило в жилет (даже поддельные пули очень болезненны) и посмотрел на меня, извиняясь, когда растянулся на земле.

Я продолжал стрелять в сторону реки, ругаясь по себя, отбиваясь от этого раздражающего магнитного чувства, что Колчестер здесь рядом и, вероятно, на его лице играет эта его тупая, красивая улыбка…

Что-то прохладное коснулось моей шеи сзади, и я отскочил назад, повернулся и увидел направленное на меня дуло пистолета Колчестера. Его автомат М4 был перекинут через плечо, а другой рукой он удерживал у рта рацию, чтобы рассказать своим людям, что он меня достал.

— Чертово гребанное дерьмо, — сказал я.

Но знаете, что? Я не собирался падать на землю, не прихватив с собой Колчестера. Я нырнул, быстрее, чем он смог пошевелиться, нацеливая мой М4 на его грудь и выстрелил. Он увернулся и размахнулся своим пистолетом. Мой бицепс взорвался от боли, когда поддельная пуля ударила меня в руку. На руке бронежилета, конечно, не было.

Я, охнув, отшатнулся, но не достаточно быстро. Его нога в ботинке зацепилась за мою лодыжку, и после одного быстрого рывка он уложил меня на лопатки. Я валялся на земле под соснами, потрясенно моргая, пока его ботинок прижимался к моей груди.

— Я победил, — сказал Колчестер. Его другой ботинок мягко прижимал к земле мое запястье той руки, в которой я держал пистолет, которым пытался его подстрелить. — А теперь не двигайся.

— Пошел на хер.

Колчестер улыбнулся, вот придурок, его твердый рот расплылся в ухмылке, и я обнаружил на его левой щеке не очень заметную ямочку. Ботинок сильнее надавил на мое запястье (не настолько сильно, чтобы реально причинить мне боль, но достаточно сильно, чтобы причинить неудобство). Колчестер дулом своего М4, ткнул в брызги краски на моей руке.

— Ты в порядке, лейтенант? Я знаю, что здесь должно жечь.

И в этом месте действительно жгло. Чертовски сильно жгло, и я даже не хотел думать об уродливом синяке, который вскоре появится на моей руке. Но когда я взглянул в лицо Колчестера, то не мог придумать правильные слова, чтобы сказать ему об этом. Я даже не мог выдавить еще одно «Пошел на хер». В тот миг я почувствовал липкую тяжесть каждого мгновения, которое к этому всему привело, тяжесть вызывающих зуд ночей, когда я выпивал и смотрел на звезды. Я чувствовал, как отстраняюсь от себя, от всего, существовал лишь ботинок Колчестера на моем запястье и его зеленые глаза на моем лице.