Я как можно тише «устраняю» первого человека у входной двери: применяю один удушающий захват и жду, пока он не обмякнет в моих руках. Я его не убил, хотя была часть меня, у которой руки чесались, как хотелось убить всех, кто принимал хоть какое-то участие в этом замысле причинения боли Грир. Я остановился, не потому что знал, что это неправильно, а потому что знал, что Эш бы этого не хотел. Нам не только было бы хуже, если бы нас поймали, но еще Эш ненавидел забирать жизни. Ужасно ненавидел.
А я ненавидел чувство, которое
И теперь я выжидаю рядом с дверью в комнату Грир, когда подойдет второй человек… ближе… еще ближе… и вот я слышу его дыхание за углом, за которым я прячусь, и делаю с ним то, что сделал с первым. Меня так и подмывает направиться в комнату Грир после того, как я с ним закончил, но я заставляю себя быть более осмотрительным. Я обыскиваю другие этажи, другие комнаты и удостоверяюсь, что больше нигде не скрываются другие наемники.
— Дом чист, — говорю я Гарет и Ву через маленький микрофон, подключенный к динамику в моем ухе. — Оба охранника обезврежены. Я сейчас направляюсь за миссис Колчестер.
— Понял, — говорит Ву. — Мы с Гарет возвращаемся к воротам у входа во владения, чтобы обезвредить находящихся там охранников и отключить систему безопасности. Мы сообщим, когда будут какие-нибудь изменения или если Мелвас вернется, в противном случае мы будем ждать вас на обговоренном месте встречи недалеко от ограждения.
Я выключаю микрофон и возвращаюсь на второй этаж, в комнату, где находится Грир. И, когда я убираю засов и открываю дверь, замечаю, что мои руки трясутся. Трясутся, хотя чуть раньше, когда я держал винтовку и сражался с наемниками, они были под контролем.
Полагаю, это адреналин или облегчение. Наверное, это любовь.
Дверь открывается, отчего длинный прямоугольник света появляется в темной спальне. Для моих глаз требуется время, чтобы приспособиться, чтобы осмотреть большую комнату и кровать с балдахином, и лежащую на ней маленькую стройную фигурку. И как только я замечаю шелковые светлые волосы, Грир двигается, перемещаясь из темноты на свет.
Она вздрагивает от яркого света, но ничего не говорит, и я вспоминаю, что ей вставили кляп. Вставили кляп и связали, серебристая клейкая лента никак не сочетается со всем этим красным шелком.
Не сочетается… но притягивает.
Мое сердце бьется сильнее. И в мгновение ока я делаю шаг вперед, готовый заговорить, готовый разрезать ее путы, готовый успокоить ее, удерживать в своих руках… готовый избавить ее от большей части этого кошмара… но, когда я подхожу, моя тень падает на ее тело.
И вот, наконец, глаза Грир с трепетом открываются, она смотрит на меня, и первая эмоция на ее лице — не приветствие или облегчение, а паника, и она так двигается, словно пытается отодвинуться подальше, практически трясясь от отчаяния. Она издает ужасный звук… плачет, но ее плач заглушает кляп. Я понимаю, что она не видит мое лицо, что я всего лишь мужской силуэт, подобравшийся к ней в темноте.
Я смотрю на Грир: она лежит на кровати, ее глаза серебристые, как клейкая лента на запястьях, широко раскрытые и испуганные, красный шелк покрывает ее тело, цепляется за каждый совершенный изгиб. Я смотрю на Грир: ее грудь вздымается от ужаса, ее обнаженное горло, все ее тело связано и уязвимо перед волей любого проходящего мимо мужчины.
Я смотрю на Грир: моя тень, покрывает ее кожу, словно печать собственности.
И то, что я чувствую, похоже на шок, похоже на касание батарейки на кончике языка. Металлический вкус наполняет мой рот, и тысяча ужасных, неописуемо жестоких мыслей заполняют мою голову. Мое сердце бьется со скоростью машинки для татуировок, мои зубы зудят, у основания позвоночника ощущаются тепловые импульсы, и, черт возьми, я его чувствую.
Его…
Желание почувствовать, что ее тело, доступно для моего контроля, моего принуждения, моего проникновения и моего насилия. И от одной лишь мысли об этом, из-за возможностей, содержащихся в одном лишь открывающемся передо мной виде моей тени на ее теле… Я становлюсь твердым. Этот образ не дает мне покоя. Мой член с нетерпением жаждет этого, он