— Ты сможешь щелкнуть пальцами, когда твои запястья склеены лентой? — спрашиваю я, пытаясь вспомнить все, что делает Эш, прежде чем заявить на одного из нас свои права. Пределы, стоп-слова. Хотя со мной это никогда не было так открыто. Никогда это не было безопасно. Были времена, когда я входил в Овальный кабинет, а меня затаскивали в темную комнату, засовывали в рот шелковый галстук, не произнеся ни слова… а в те летние ночи в Карпатах я сжимал зубами пояс, чтобы другие солдаты, находившиеся в тридцати ярдах от меня, не слышали моего кряхтения, пока Эш вдавливал мое тело в грязь…
— Я могу щелкнуть пальцами, — отвечает Грир, вытаскивая меня из моих воспоминаний.
— Покажи.
Она щелкает пальцами.
— Я возвращаю твой кляп, — сообщаю я. — Щелкни пальцами, если будет нужно, чтобы я остановился.
Грир дрожит, когда я снова вставляю кляп и затягиваю его. Я чувствую слезы на ее щеках и в атласной сетке ее волос, но она больше не плачет. Вместо этого ее глаза широко раскрыты, зачарованные, умоляющие и немного любопытные. Мурашки покрывают ее кожу, и я пробегаюсь пальцами по обнаженному изгибу ее груди, ощущая соски под кончиками моих пальцев.
И вот так исчезает милый плейбой, которым я себя считал. Его место занимает монстр, у которого когда-то на бедрах была кровь Грир.
Рукой касаюсь ее шеи, чувствую, как она сглатывает под моей ладонью. Я надавливаю, смакуя отдачу всей этой мягкой кожи, ощущение нежных мышц и вен, расслабляющихся под моей хваткой. На лице Грир движущаяся мозаика эмоций из паники и желания идет рябью, и переплетаются, как переплетаются тени на дне освещенного солнцем бассейна.
Я наклоняюсь, все еще сжимая ее горло, и целую ее затененное лицо. Я целую ее лоб и края рта вокруг кляпа, а затем поддаюсь слабости и кусаю ее. Кусаю ее щеки и шею, кусаю мочки ушей и линию подбородка. Я кусаю ее так, словно хочу съесть, словно она — вещь, которую употребляют или используют, а не будут любить.
Но я ее люблю. Я чувствую эту любовь, присутствующую во мне наравне со слабостью, с монстром.
Черт, я твердый.
Я отпускаю ее горло, и я слышу, как Грир изо всех сил пытается вдохнуть через нос. Я прижимаю ухо к ее груди и слышу, как колотится сердце, словно птица бьется о ее ребра. А затем я кусаю ее грудь, кусаю ее грудь через шелк платья, кусаю обнаженную кожу над грудью. А затем я беру в обе руки ткань платья и разрываю его до талии. Ее соски сжатые и твердые, в лунном свете их обычный розовый оттенок выглядит темно-красным. Я вижу на ее нежной коже цветущие полумесяцы моих укусов, и их вид сродни крови для волка. Какая-то примитивная часть меня рычит от голода.
Сняв рубашку, я обхватываю ладонью свой член, а другой сжимаю одну из ее грудей. Затем я начинаю расстегивать штаны, и тогда она делает это. Она взбрыкивает подо мной, ударяя меня ногами в низ живота, и это выбивает из моих легких весь воздух. Я пячусь назад, бормочу проклятия, испытывая искреннюю злость, а она пытается доползти до дальнего края кровати.
Нет никакой мысли, никакого сомнения в том, что будет дальше. Есть лишь чистый освобожденный мужской инстинкт. Вот почему я отправлюсь в ад.
Я прыгаю через ближнюю сторону кровати, хватаю ее за плечо и сильно дергаю, переворачивая на спину. В одно мгновение я седлаю ее, мои колени погружаются в матрац по обе стороны от ее извивающегося тела, одной рукой сжимаю ее лицо, наклоняюсь и говорю ей на ухо:
— Ты именно этого хочешь?
В тот момент я не знаю, кто я: Эмбри, Мелвас или Эш, или Эш, притворяющийся Мелвасом, или я, притворяющийся Эшем. Я знаю лишь то, что я зол и возбужден, а женщина, которую я хочу, пытается от меня сбежать.
Грир прекращает борьбу, и моргает, глядя на меня.
Я снова спрашиваю:
— Ты хочешь, чтобы все было именно так, маленькая принцесса? Потому что я не боюсь взять тебя таки образом.
И это ложь. Я боюсь себя. Боюсь монстра внутри.
Она медленно, обдуманно кивает.
Я кусаю ее шею, достаточно сильно, чтобы заставить ее вскрикнуть, и то, как ее крики звучат сквозь кляп… захватывает. Гипнотизирует. Я кусаю снова и снова, все еще находясь на ней, и она начинает метаться подо мной, пытаясь сбежать, и, боже, это еще сильнее меня возбуждает, я с силой придавливаю ее руки, сжимаю бедра вокруг ее бедер, кусаю, кусаю и кусаю. Мой член настолько твердый, что он пробивается через расстегнутый пояс моих штанов, и, когда я с ней борюсь, он трется и трется о шелк ее платья. Ткань мягкая и теплая от ее кожи, и я больше не могу ждать. Я знаю, что ни Мелвас, ни Эш, ни монстр внутри меня не стали бы ждать.
Я со злостью шлепаю ее по груди, и это, кажется, ее ошеломляет, именно это мне и нужно. Грир прекращает извиваться, и тогда я беру ее за бедра и переворачиваю на живот.
Она знает, чего я хочу, и поэтому начинает еще сильнее извиваться, пытается сбросить с себя, но я просто низко и злобно смеюсь ей в ухо, пока заканчиваю свою работу и разрываю платье до самого низа, оставляя разорванный шелк клубком лежать вокруг ее связанных лодыжек.