Концерт тянется уже минут двадцать. Я
– Луис –
– Эдж в Armani, – кричит она, указывая на басиста.
– Это не Armani, – кричу я в ответ. – Это Emporio.
– Нет, – кричит она. –
– Приглушенные светло-серые тона, а также темно-серые и синие. Четкие лацканы, неяркая клетка, горошек и полоска – вот Armani.
– Наверное, барабанщик, – кричит она. – По-моему, он. Но я не уверена. Я хочу курить. Где ты был вчера вечером? Если ты скажешь, что с Эвелин, то я тебя ударю.
– Барабанщик вроде бы не в Armani, – кричу я. – И не в Emporio. Совсем ничего не вижу.
– Я не знаю, который из них барабанщик, – кричит в ответ она.
– Спроси у Эшли, – предлагаю я.
– Эшли? – кричит она, перегибаясь через Пола и стуча Эшли по ноге. – Который из них Ледж?
Эшли что-то кричит ей в ответ, чего я не слышу, потом Кортни опять поворачивается ко мне и пожимает плечами:
– Она говорит, ей не верится, что она в Нью-Джерси.
Каррузерс просит Кортни поменяться с ним местами. Она что-то ему выговаривает и кладет руку мне на бедро. Я напрягаю мышцы, и оно становится твердым как камень, и ее рука восхищенно замирает. Но Луис не отстает, и Кортни кричит мне, вставая:
– Сегодня, я думаю, нам не помешает закинуться!
Я киваю. Солист Боно визжит что-то вроде: «Where the Beat Sounds the Same»[17]
, Эвелин с Эшли уходят, чтобы купить сигарет, посетить дамскую комнату и выпить чего-нибудь освежающего. Луис садится рядом со мной.– Девушки скучают, – кричит он.
– Кортни просит достать кокаина, – кричу я.
– О,
– У нас где-нибудь столик заказан?
– В «Брюсселе», – кричит он, взглянув на свой Rolex. – Но я что-то сомневаюсь, что мы успеем.
– Если не успеем, – предупреждаю я, – я вообще никуда не пойду. Можете высадить меня около дома.
– Успеем! – кричит он.
– А если нет, как насчет японской кухни? – предлагаю я, немного смягчившись. – В Верхнем Уэст-Сайде есть один неплохой суши-бар. Называется «Лезвия». Шеф-повар раньше работал в «Исоито». Этот бар получил очень
– Бэйтмен, я ненавижу японцев, – кричит мне Каррузерс, закрыв одной рукой ухо. – Маленькие узкоглазые уроды!
– Что, – ору в ответ, – что ты такое несешь?!
– Знаю-знаю, – кричит он, выпучив глаза. – Они зарабатывают больше нас, но они ничего нового не придумывают, они, суки, просто приноровились
Я смотрю на него и не верю своим ушам, потом смотрю на сцену, на гитариста, который бегает кругами, на Боно, который носится взад-вперед, раскинув руки, потом – снова на Луиса. Его лицо по-прежнему налито кровью, он все еще таращится на меня, широко распахнув глаза, у него на губах поблескивает слюна, но он молчит, ничего не говорит.
– Ну а «Лезвия» тут при чем, а? – говорю я наконец. Я действительно не понимаю. – Вытри рот.
– Я поэтому и ненавижу японскую еду, – кричит он в ответ. – Сашими. Калифорнийские роллы. Буэ-э-э. – Он поднес руку к горлу и сделал вид, будто его тошнит.
– Каррузерс… – Я умолкаю, глядя на него в упор, не в силах вспомнить, что я хотел сказать.
– Что, Бэйтмен? – спрашивает Каррузерс, наклоняясь ко мне.
– Слушай, что за дерьмо, у меня в голове не укладывается, – кричу я ему. – У меня в голове не укладывается, что ты не заказал места на
– Что? – орет он в ответ, приложив руку к уху, как будто так лучше слышно.
– Теперь нам придется ждать! – кричу я громче.
– Это не проблема, – орет он в ответ.
Солист оборачивается к нам со сцены, стоит, простирая руки; я отмахиваюсь от него.
– Это не проблема? Это не проблема?! Нет, Луис.
Я оборачиваюсь к Полу Оуэну, который, кажется, тоже скучает не меньше: сидит, зажав уши руками, но при этом все-таки умудряется общаться с Кортни.
– Нам не придется ждать, – кричит Луис. – Даю слово.
– Да заткнись ты, придурок! – кричу я в ответ. – Пол Оуэн все еще занимается счетами Фишера?
– Не злись на меня, Патрик, – орет Луис в отчаянии. – Все будет в порядке.
– Ладно, забыли, – кричу в ответ. – Слушай! Пол Оуэн все еще занимается счетами Фишера?
Каррузерс смотрит на Пола, потом – опять на меня:
– Да, по-моему, да. Я слышал, у Эшли хламидиоз.
– Мне нужно с ним поговорить. – Я пересаживаюсь на свободное место рядом с Оуэном.