Читаем Американский снайпер. Автобиография самого смертоносного снайпера XXI века полностью

За несколько дней до запланированного отъезда в командировку я пошел к врачу, чтобы удалить кисту на шее. В смотровом кабинете он сделал несколько обезболивающих уколов, а потом стал откачивать жидкость из полости.

Я так думаю. Я не знаю точно, потому что, как только он ввел иглу, я потерял сознание.

Когда я очнулся, я лежал на смотровом столе ногами в ту сторону, где должна была быть голова.

Я не ощущал никакой боли – ни от обморока, ни от самой процедуры. Никто не мог понять, что со мной произошло. Любой бы сказал, что я чувствую себя прекрасно.

Была только одна проблема: обморок – основание для отчисления со службы в ВМС по состоянию здоровья. К счастью, при этом присутствовал знакомый санитар, с которым мы вместе служили. Он убедил врача не включать в рапорт потерю сознания, или описать ее таким образом, чтобы это не отразилось на моей дальнейшей службе (я не знаю точно). В общем, я об этом никогда больше ничего не слышал.

Но из-за этого обморока я не смог в нужный момент быть вместе с Таей. Пока меня приводили в чувство, она проходила стандартный гинекологический осмотр. До предполагаемой даты рождения ребенка оставалось еще около трех недель, и несколько дней до начала нашей командировки. Осмотр включал ультразвуковое исследование, и, когда оператор УЗИ оторвал глаза от экрана, жена поняла, что что-то неладно.

«У меня есть ощущение, что вашему ребенку пора появиться на свет прямо сейчас», – сказал оператор перед тем, как встать и позвать доктора.

Пуповина обвилась вокруг шеи моей дочери. Еще была проблема с околоплодной жидкостью – она окружает и защищает ребенка – ее было слишком мало.

«Мы сделаем кесарево сечение, – сказал доктор. – Не беспокойтесь. Мы достанем вашего ребенка завтра. Все будет хорошо».

Тая несколько раз мне звонила. Но к тому моменту, как я пришел в себя, она уже была в больнице.

Мы оба провели тревожную ночь. А на следующее утро врачи сделали ей кесарево сечение. При этом они зацепили какую-то артерию и залили кровью все вокруг. Я страшно боялся за мою жену. Это был настоящий страх. Было очень плохо.

Наверное, так я впервые почувствовал то, что она постоянно испытывала во время моих командировок. Это была ужасная беспомощность и отчаяние.

Трудно это признать, не говоря уже о том, чтобы жить с этим.

С нашей дочерью все было в порядке. Я взял ее и держал на руках. Между нами была такая же дистанция, как между мной и моим сыном, перед тем, как он родился; но теперь, обняв ее, я почувствовал к ней настоящую нежность и любовь.

Тая странно посмотрела на меня, когда я попытался передать ей ребенка. «Ты не хочешь подержать ее?»– удивился я.

«Нет», – ответила она.

Боже, подумал я, она отказывается от нашей дочери. Мне нужно уезжать, а между ними нет даже привязанности.

Через несколько мгновений Тая опомнилась и взяла ее.

Слава Богу.

Двумя днями позже я убыл в командировку.

Глава 9 Каратели

«Я здесь, чтобы достать эти минометы»

Вы, вероятно, думаете, что, если армия планирует большое наступление, должен быть предусмотрен способ, позволяющий солдатам попадать в район боевых действий.

Если вы так считаете, то ошибаетесь.

Из-за медицинских проблем с кистой и рождения ребенка я отправился из Штатов почти на неделю позже моего взвода. К моменту моего приземления в Багдаде в апреле 2006 года мой взвод уже был передислоцирован в район Рамади. Казалось, никто в Багдаде не имеет понятия, как переправить меня туда. Я был предоставлен самому себе – добирайся к своим как хочешь.

Перелет в Рамади исключался – обстановка там чересчур накалилась. Надо было найти какое-то другое решение. Мне встретился армейский рейнджер, который тоже не мог попасть в Рамади. Мы нашли с ним общий язык и решили объединить наши креативные ресурсы, пока искали возможность улететь в Багдадском международном аэропорту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное