Амирспасалар. Книга I

— Очень давно это было, джигиты! Однажды прислал арабский правитель Хаджи-ибн-Юсуф к нашим дедам приказ — принять ислам или согласиться на джизию. Наотрез отказались наши горцы и от того, и от другого. Тогда Юсуф повелел своим факихам[131] сделать изображение Дейлема со всеми его долинами, горами, ущельями и лесами. Все это было ему изображено. И позвал тогда Юсуф находившихся у него дейлемских послов и так сказал им: «Непокорные, есть у меня изображение вашей страны, и я вижу в нем соблазн! Согласитесь, упрямцы, на то, к чему я вас призываю, прежде чем я отправлю в поход против вас мои непобедимые войска, разорю вашу страну, перебью бойцов и пленю детей». И ответили послы Юсуфу: «Покажи нам это изображение, которое вызвало в тебе такую жадность к стране нашей». Правитель приказал подать изображение. Внимательно осмотрели послы изображение и сказали так: «Правду тебе сообщили факихи о нашей стране — это ее изображение! Только вот не изобразили они тех пахлеванов, которые защищают наши ущелья и горы! Ты их увидишь сам, если попытаешься взять Дейлем». Сильно разгневался Юсуф и отправил войска под начальством сепахсалара Мухаммеда. Но тот ничего не мог сделать с нашими джигитами и, опозоренный, вернулся в Казвин…

Из темноты чей-то низкий голос протяжно спросил:

— Ата, а наш атабек имеет изображение страны курджиев?

— Не знаю я этого, бахадур, — признался старый горец.

Голос из темноты продолжал:

— Потому спрашиваю, что, говорят, много пахлеванов у царицы курджиев и нелегко будет одолеть их…

Весь Тбилиси высыпал на улицы, когда через город начали проходить войска ополчения. Огромная толпа запрудила узкие улицы от городских ворот до базарной площади. С громкими возгласами люди врывались в ряды воинов, обнимали их, одаривали, на ходу подносили чары с вином. Женщины с рыданиями протягивали маленьких детей, призывая божье благословение на защитников и на их оружие. Пронзительными звуками зурны встречали войска на базаре многочисленные ремесленные братчины со своими знаменами. В воздухе непрерывно гремели клики «Ваша!». Из храмов в торжественном облачении выходили священнослужители, неся зажженные свечи и иконы, с пением псалмов благословляли воинов, окропляли святой водой. На плоских кровлях, на балконах и у окон толпились горожане, слышались их добрые напутствия. В ответ воины поднимали вверх оружие и пели старые боевые песни. Необычайное одушевление царило в городе…

Захарий, как всегда, ехал вслед за передовым отрядом. За ним стройными рядами двигались гвардейцы, которыми командовал Шалва Ахалцихели. Амирспасалар с сосредоточенным видом прислушивался к бурным выкрикам на разных языках, изредка поднимал в ответ руку в боевой перчатке.

— Разбей врага, батоно Закарэ!

— С победой возвращайся, великий ишхан!

Войска прошли предместья и, миновав Крцанисские сады, вступили на равнину. Перед ними раскрылась выгоревшая под солнцем каменистая степь вдоль зеленой поймы Куры. Из-под копыт коней вылетали крупные кузнечики. Тяжело хлопая крыльями, снимались большие черные птицы. Войско быстрым ходом шло по Гандзакской дороге навстречу неприятелю.

Военный лагерь был разбит на Хунанской равнине у Красного моста, на реке Кция, невдалеке от места ее впадения в Куру. Здесь уже находились кипчаки и часть конной гвардии. Вызванные Давидом Сосланом, спустились из-за хребта конные сотни плечистых аланов. С двадцатитысячной конницей явился верный союзник Ахсатан в траурной одежде. У него погибла семья во время ужасного землетрясения, разрушившего половину Шемахи. Тамар самолично прибыла в лагерь. Предстоял царский смотр — по обычаю.

Вечером в шатер амирспасалара пришли князь Иванэ и амирахор Торели для получения последних распоряжений. После обсуждения порядка размещения войск на смотре Иванэ спросил брата:

— Как я понял на военном совете, тебе не дают покоя лавры карфагенянина Ганнибала и ты хочешь устроить свои «Канны» Бубакару, не так ли?

Захарий сидел на походной тахте. Его громадная тень падала на стенку шатра.

— Не совсем так, Иванэ, — ответил он задумчиво и, обращаясь к Торели, спросил: — Дорогой, хорошо ли разобрались с Аспаанидзе, как ему в предстоящем бою следует действовать?

— Да, батоно Закарэ! — вытянувшись, ответил Торели. В походе он не признавал иного обращения к другу. — При наступлении неприятельской пехоты ему надлежит сначала принять бой, а потом отступить на левый берег реки Шамхор и там закрепиться.

Иванэ снова вмешался:

— Ну конечно! Почти так же поступил и Ганнибал со своей африканской пехотой!

Амирспасалар усмехнулся:

— Еще раз говорю тебе, не совсем так! Кроме глубокого охвата тылов противника, что должен осуществить Давид Сослан со своими аланами и кипчаками, я сам поведу тяжелую конницу на панцирников Бубакара, ударю в лоб. Вот это ты упустил из виду, Иванэ!

В свою очередь задал вопрос Торели:

— А почему ты упразднил луки у тяжелой конницы, батоно? Сам же рассказывал, что у византийцев были превосходные панцирники — конные стрелки!