Амирспасалар. Книга I

Увидев хозяина замка, чтец с низким поклоном умолк. Слепец поднял голову и, выпрямив огромный высохший стан, повернул незрячее лицо к входу. Поглаживая длинную седую бороду, он тихо спросил:

— Ты, Саргис?

— Да, отец.

Саргис почтительно поцеловал худую руку с синими прожилками и осторожно присел рядом на тахту.

— Отец Иоаннес развлекал меня чтением древних книг, — объяснил старик и сказал, обращаясь к священнику: — На сегодня хватит, отче. Иди с миром!..

Монах ушел. Слепец ласково провел рукой по лицу Саргиса:

— Почему сумрачен в день такой? Радость великая в доме — сын родился, первенец у Саакдухт, наследник рода нашего…

— Посланец от Иванэ приехал отец. В Лори вызывают меня, со всеми всадниками. Смотр будто бы делать будут. Но, видно, поход царь задумал. Сам прибыл в Лори. И хлеба велено взять на неделю…

Старик встрепенулся:

— Если поход против агарян[5],— дело богоугодное. Народ армянский давно истомился в неволе, ждет нашей помощи… Теснее только надо нам дружить с картвелами!

— Не все это понимают, отец.

— Грузинские цари это давно поняли, Саргис: ведь с юга врагам проникать в Грузию много легче! И здесь верным щитом всегда являлся многострадальный Айастан[6]. Царь Георгий тоже так думает, вот потому и собирается в поход!

— Царь Георгий не вечен. А наследника у него все нет…

Собеседники задумались. Потом слепец спросил:

— Чего же хочет от нас надменный Иванэ Орбели?

— Триста конников подай ему. Откуда я их возьму? Слепец задумался, перебирая янтарные четки.

— Никогда больше двух сотен не выставлял Хожорни! — досказал Саргис.

— Эх, не умеем мы свои дела устраивать, как Орбели! — Тяжело вздохнув, старик стал вспоминать: — Когда пращур наш, достославный Хосрой, ушел со своими людьми из Двуречья[7] от сельджуков и разбил стан в Лори, православные монахи из Ахалкалаки чуть было не переманили его в греческую веру! Да у Ахпатского епископа мертвая хватка оказалась: подарили тогда цари таширские Хосрою эти башни, окрестили, остался он в Хожорни. Мальчиком я был, а как сейчас помню седого воителя — широкоплечий, как ты, в черной кольчуге, на громадном коне, всегда молчаливый… А в битве — впереди всех несется и громит врагов! С тех пор не преуспел наш род, мало земли и пастбищ, все лучшие угодья — у Орбели!.. — продолжал он ворчливо. — Вчера еще крестьяне из села приходили, жаловались на подати и набор в войско. Положим, рабы всегда недовольны властителями. Такое уж неблагодарное племя!..

— Три дня сроку только и дал Орбели для сборов. А мы гонцов разослали, на крестины гостей пригласили на то воскресенье, брата Вахрама из Тбилиси вызвали, — мрачно говорил Саргис.

— Окрестим без тебя, — коротко ответил слепец. — А приказ амирспасалара — царский приказ!

— Откуда мы людей и оружия столько наберем, отец?

— Придется рудник монахам заложить. Мы же снова наладили добычу меди, епископ под залог даст деньги…

После небольшого раздумья старик сказал:

— У сельджуков вся сила в коннице, в Шираке[8] для нее большой простор! А ты покажи царю Георгию атаку своих всадников с длинными пиками. Царь любит новые выдумки в военном деле…

Перебирая четки, добавил негромко:

— Давно пора убрать Фадлуна из Ани! Царь Георгий правильно поступает, по стопам своего могучего деда идет на выручку армянам. И помочь ему всячески в этом великом деле надо… Слышишь, Саргис?

Старик, видимо, устал от долгой беседы — голос его все слабел. Парон Саргис встал с тахты:

— Я пойду, отец. Надо с незваным гостем разделаться. К Саакдухт обещал вечером зайти, сына еще раз посмотреть… Великая просьба к тебе, отец, не будет меня здесь при крещении, прошу тебя, — имя свое святое ему нареки!

— Хорошо, Саргис. Благослови тебя Господь и ныне, и присно…

Слепец перекрестил сына. Осторожно приложившись к его руке, Саргис вышел из покоя.

На женской половине замка было тихо. В большой комнате царил полумрак. Слышно было дыхание спящей на широкой тахте женщины. Рядом стояла детская колыбель. Солнечный луч все-таки пробился в отверстие ставни и упал на красное сморщенное личико новорожденного. Младенец обиженно захныкал. Большие глаза спящей открылись. Она тревожно глянула на плачущего ребенка. Но старая нянька уже качала колыбель и напевала песенку.

Саакдухт с усталой улыбкой откинулась на подушки.

Дверь в комнату осторожно приоткрылась. Нянька оглянулась, ожесточенно замотала головой. Парон Саргис поспешно попятился: нельзя нарушать покой наследника рода…

Глава II. ДЕРЕВНЯ В ГОРАХ

По обычаю, в доме старого Вазгена хлеб пекли в начале каждого месяца. В этот день все мужчины уходили в поле или еще куда-нибудь, чтобы не мешать важному женскому делу.