Читаем Амирспасалар. Книга II полностью

<p>Глава XVII. ВЕЛИКИЙ ШИЛЯН</p>

Севастия, былая столица гордых Данишмендов, соперников дома Сельджука в прошлом, а ныне их вассалов, насчитывала сто двадцать тысяч жителей — больше, чем столица Рума. В центре города возвышался дворец, возведенный знаменитым Мухаммедом Гази. Здесь и остановился со своей многочисленной свитой Рукн-ад-дин.

Соблюдая обычаи, Рукн-ад-дин перед походом задал большой военный пир — шилян, на котором могли присутствовать лишь знатнейшие вельможи — эмиры и беи огузских племен, крупные ленники и гвардейские начальники. Военная знать размещалась за длинными столами строго по старшинству, согласно правилам «Огуз-намэ». На особом возвышении — стол султана, около которого чинно стояли «отведыватели кушаний». Напротив располагался восточный оркестр — лютни, арфы, трубы, флейты, барабаны. На столах были навалены грудами жареные бараны, крупная дичь, голуби, куропатки и куры; большие золотые и серебряные кувшины были полны вином и кумысом. Все присутствующие молча сидели, ожидая прибытия падишаха.

Рукн-ад-дин приехал на шилян оживленный, прямо из арсенала, где проверял осадные машины и оружие. Впереди скакала сотня огланов, разгоняя плетьми народ. У дворцового входа султана встретил эмир двора. Благоговейно облобызав золотое стремя, он помог грузному султану сойти с коня и проводил его к главным воротам, которые охраняли гулямы в серебряных бронях, с золотыми щитами и шлемами, вооруженные короткими дротиками.

Пиршество Рукн-ад-дин начал многознаменательными обещаниями. Он сулил эмирам и беям богатейшую добычу, обширные земельные владения в покоренном Казалыке.

— Аллах да дарует долголетие великому из великих! Да будут все враги сражены и порабощены его мирозавоевательным мечом! Гнев падишаха сожжет гяуров! От них не останется и пепла… Дождь несчастья прольется над неверными! — выкрикивали, перебивая друг друга, беи. — Во имя Аллаха милостивого и милосердного! О могущественнейший, победоносный, веди нас к Рассу[81]! — ревели эмиры и беи, вскочив на ноги.

Султан счел нужным предостеречь беев от опрометчивых действий:

— Помните, беи, гяуры нечистой веры коварны и вероломны! Чтобы победить неверных, мы должны быть всегда сильнее их в том месте, где с ними встретимся. Что сделали неразумные эмиры Ил-Гази и Дубайс в благословенный год гиджры 517-й[82], когда под их началом сто и больше тысяч наездников двинулись на Гурджистан? Бросившись грабить пограничные земли, они распылили великую силу! Одна лишь треть доблестных защитников веры сразилась в битве с курджиями близ Тифлиза и потерпела поражение от их гнусного тагавора Давуда. Но мы не повторим эту ошибку, беи! — заключил Рукн-ад-дин и мановением руки дал знак приступить к пиршеству.

Пронзительные звуки огласили зал. Со времен султана Санджара в сельджукской музыке преобладали «санджари», возбуждавшие воинов к бою. В промежутках узаны[83] пели песни о великих подвигах султанов и богатырей-алпов. О том же повествовали сменявшие их меддахи[84].

Между двумя беями вспыхнул ожесточенный спор за место у стола. Беи уже вцепились в крашенные хной бороды, насилу разнял их эмир меджлиса. Но падишах продолжал пребывать в хорошем настроении и не наказал строптивцев. Он только приказал узану спеть ясу, составленную легендарным прародителем сельджуков Огуз-ханом. Старый певец запел слабым голосом, перебирая пальцами струны кобзы, о порядке старшинства.

Шилян шел своим ходом. Падишах был весел, пил кумыс большими чашами и охотно беседовал с приближенными. Разговор, как обычно, шел о войне и военных обычаях.

— Надо нападать на неверных всякий раз, когда представится случай, беи! — поучал Рукн-ад-дин.

— Ва-алла! — с восторгом поддакивали беи. Предстоящий поход представлялся военной прогулкой, сулящей большую добычу и новые владения.

Тщеславный Авшар-бек, приготовившись к поездке к курджиям, прибыл на шилян, опоясавшись знаменитой дамасской саблей. Проницательный взор бейлербея сразу заметил обновку:

— Приобрел новый булат, Авшар-бек?

Эмир, важно огладив холеную бороду, хвастливо сказал:

— Да, высокородный Изз-ад-дин-бей! По милости Аллаха подвернулся счастливый случай. Сабля любому властителю под стать…

Рукн-ад-дин услышал неосторожные слова эмира меджлиса:

— Ты сильно расхвастался своим оружием, Авшар-бек. Покажи же своему повелителю меч, по твоим словам, достойный султанов!

Султан самолично вытащил из ножен диковинный клинок и, изумившись, потребовал барана для пробной рубки. Что оставалось делать бедному Авшар-беку? Став на колени, он униженно забормотал:

— Живи вечно, о великий из великих, и прими скромный дар от твоего верного слуги!

Старый меддах Коркут под звон ножей и бульканье льющегося из кувшинов вина стал рассказывать бывальщину:

— Султан мой! Если, раскрыв уста, стану славить, Аллаху над нами слава! Главе веры, Мухаммеду, слава! В низком месте построенному дому божьему — Мекке — слава! Родителю твоему, несравненному «Мечу-Льву»[85] слава!

Перейти на страницу:

Все книги серии Армянский исторический роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза