Тогда я пошел в ее кафешку, где столкнулся нос к носу с великой и ужасной миссис Эванс. Хозяйка заведения обливалась потом за кассой, отпуская угрюмые колкости в адрес несчастного бармена, который никак не мог справиться с кофемашиной. Соизволив наконец заметить мою скромную персону, миссис Эванс одарила меня убийственным взглядом и сообщила, что Лила — неблагодарная сучка, без каких-либо объяснений сбежавшая с работы в самый неподходящий момент, и в самую адскую жару. Ну ничего, пусть только сунется обратно. Никто ее здесь не ждет, так и передай. В общем, я сбежал, как только смог.
Оставалась еще мать Лилы. Откровенно говоря, встречаться с ней мне хотелось еще меньше, чем с миссис Эванс.
Реджина Бертон была весьма энергичной дамой чуть за пятьдесят. Она в одиночку вырастила дочь и при этом помогала матери, крошечной пенсии которой едва хватало на хлеб. Чтобы сводить концы с концами, Реджине приходилось вкалывать на двух работах. Одной из них была должность горничной в мотеле «Стэллион» на Шестнадцатом шоссе.
Я припарковался у мотеля в три пополудни. В «Стэллионе» предлагали приличные номера за приличную цену. Девица за стойкой администратора сообщила, что миссис Бертон убирает комнаты наверху, но, если очень нужно, ее можно вызвать по внутренней связи. Я сказал, что лучше поднимусь сам. Девица не возражала.
Найти Реджину не составило труда: тележка горничной стояла у двадцать седьмого номера. Сквозь приоткрытую дверь я увидел Реджину, которая меняла простыни на двуспальной кровати, стоя ко мне спиной. Я осторожно постучал, и она обернулась с дежурно вежливым видом, ожидая, что я попрошу шампунь, запасное полотенце или немного льда. Потом Реджина узнала меня, и ее взгляд изменился.
— Ты. — Вот и все, что она сказала. Отвернулась и опять взялась за простыни.
— Миссис Бертон, мы не могли бы немного поговорить?
— О чем это?
Реджина стремительно обошла кровать и подоткнула край простыни под матрас. Теперь она стояла лицом ко мне.
— О Лиле, — ответил я. — Мне нужно ее увидеть.
— А я не знаю, где она.
Реджина стянула с подушки грязную наволочку, искоса поглядывая на меня.
Я не сомневался, что она врет. Миссис Бертон была не из тех, кто позволил бы родной дочери увезти внука неизвестно куда.
— Давайте поговорим, — попросил я.
— Мы уже говорим. А этот бардак сам себя не уберет.
— Хорошо. — Я уселся на стул у двери. — Я понимаю, Лила на меня злится, но мне очень нужно с ней встретиться.
— Лила уехала. Не знаю куда и почему. Готова поспорить, что дело в этом подонке Кевине. Если так, я ее не виню. А на тебя-то ей с чего злиться?
— Не знаю. Вообще-то мы расстались.
Реджина впилась в меня глазами:
— Ты обидел мою дочь?
— Нет, не думаю.
— Не думает он… — фыркнула миссис Бертон, доставая из тележки чистые полотенца. — Убедительно, ничего не скажешь.
С охапкой полотенец в руках она скрылась в ванной.
— Я бы не стал ее беспокоить, миссис Бертон, — произнес я в пустоту, — но дело действительно серьезное. Мне очень нужно поговорить с вашей дочерью о… о наших отношениях.
— О каких еще отношениях? — Реджина появилась на пороге ванной. Впервые с начала нашей беседы она остановилась и посмотрела на меня.
— Это касается только нас, — сказал я твердо. Миссис Бертон прекрасно знала, где ее дочь, а мне во что бы то ни стало нужно было ее разговорить.
Я ждал ответа.
— Я не знаю, где Лила, — наконец сказала Реджина. — Правда.
Комната была уже почти прибрана. Миссис Бертон уселась на стул под висевшим на стене допотопным телевизором.
— Как же мне с ней связаться? — спросил я.
— Она сказала, что им с Донни надо на время уехать, но куда — мне лучше пока не знать. Сказала, что сама мне позвонит. Так и не позвонила. — Реджина разглядывала узор на ковре. — Я уверена, этот Кевин опять донимает мою девочку, а она его боится, хоть никогда в этом и не признается. Ублюдок строит из себя крутого наркодилера. А сам просто ничтожество, шестерка. Такие хуже всего.
Миссис Бертон подняла на меня жутковатый холодный взгляд:
— Хотела бы я, чтобы вместо тебя явился Кевин. Уж с ним-то я бы любезничать, как с тобой, не стала.
Я не нашелся с ответом.
Реджина встала:
— Уж извини, Джон, но мне работать надо.
Она дождалась, пока я выйду из номера, заперла дверь служебным ключом и пошла по коридору, толкая перед собой тяжелую тележку.
Через двадцать минут, когда я добрался до дома и уже стоял на веранде, зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но, ответив, я услышал голос Лилы.
— Привет, Джон.
— Привет, Лила. Как я рад, что ты позвонила.
— Мама сказала, что ты к ней приходил.
— Верно. Но она не знала…
— Моя мать — кремень. Если я запретила ей говорить, она ни за что не скажет.
Зажав телефон между ухом и плечом, я отпер входную дверь. Войдя в дом, первым делом отправился на кухню. Страшно хотелось пить.
— Мне нужно знать, почему ты уехала, — выпалил я без предисловий.