Амнезия

Жалостливые, они были еще обиднее – но она держала голову максимально высоко.

Она не делала вид, что смотрит под ноги, боясь споткнуться, не отворачивалась к окнам, якобы прощаясь с кем-то, кто остался в ее абсолютно пустой квартире.

А когда Марина шла по коридору и люди в форме смотрели на нее гораздо более равнодушно, а некоторые – вообще без интереса (всякого, наверное, насмотрелись по роду своей деятельности), она вдруг подумала: «Был ли в моей прошлой жизни хотя бы один такой же момент, которым можно было гордиться как пройденным испытанием?»

– Отец, наверное, опекал меня? – спросила она охранника, который шел немного позади нее и которого она теперь из принципа называла про себя «шофер».

– Не то слово…

– И в институт, наверное, было несложно поступить?

– Вы неплохо учились в школе… Но, конечно, несложно. Это же было коммерческое отделение. Михаил Александрович не очень хотел, чтобы вы шли на медицинский, но вы его уговорили.

– А у меня были подруги?

– По-моему, нет.

– Я была такая плохая?

– Почему сразу плохая? Хорошая, но изолированная слишком. Ваш отец перестраховывался. Ему казалось, он лучше знает, как надо.

– А парня этого, дипломата, вы видели?

– Нет, что вы.

– Я скрывала эту связь от отца?

– Богатым вообще сложно, – туманно пояснил он.

Они подошли к нужной двери, постучались.

– Вы останетесь снаружи, – твердо сказала Марина «шоферу».

Он пожал плечами.

К этому моменту она успела забыть, что у нее уродливое лицо – ей напомнили взгляды людей в кабинете. Но она уже чему-то научилась.

«Не гневи Бога! – вот что сказала она себе. – Ты не одна на свете такая несчастная. Позволишь этим взглядам убивать себя – они убьют. Не позволишь – они отлетят, как от брони».

– Марина Михайловна? – приторно произнес пожилой следователь. – Как же я за вас рад! Жаль, ваш батюшка не дожил! Как же он хотел дождаться того момента, когда вы выздоровеете, сколько он для вас сделал! Хороший у вас был отец, пусть земля ему будет пухом. До чего несправедливо все получилось!

Остальные мужчины поднялись из-за столов и стали выходить из кабинета, деликатно отводя взгляды. Наконец дверь захлопнулась за последним.

– А у вас батюшкин характер! – улыбаясь, произнес следователь и погрозил ей пальцем. – Не хотите сдаваться? Это здорово, это вам пригодится в жизни. Вот только не уверен я, Марина Михайловна, что смогу вам помочь.

– Да мне нужно только то, что вы насобирали. Я же ничего не знаю.

– А зачем вам это? – сочувственно спросил он.

– Я восстанавливаю память.

– Так этот-то момент, может, и не надо восстанавливать? На черта он вам сдался? Что это за ценный момент такой – выбросьте его из головы, вот уж сокровище нашли!

Ей даже показалось, что он ерничает, придуривается.

Марина молчала, глядя следователю в глаза. Пауза затягивалась. Он не выдержал первым, вздохнул.

– Как хотите, вольному воля, – произнес он. – Вот тут выписки. Если будут вопросы, я отвечу… Знаете, Марина Михайловна, у меня громадный опыт, и я твердо знаю одно: если убийство не раскрыто в первые две недели, оно уже не будет раскрыто никогда. Нас работало десять человек!

– А я там была, – напомнила она.

– И это верно, – неожиданно легко согласился он. – Пойду курну в кофейню… Вот вам тут чайничек, если чайку захотите, вот сахарочек, – он достал из стола литровую банку с сахаром. – Вот стаканчики…

У нее болела голова, немного мутило. Врачиха из клиники предупреждала, что надо отлежаться, но она боялась сойти с ума. «Я пролежала пять лет! – эти слова возникали в голове помимо воли, всплывали сами по себе: настойчивые, насмешливые… – Пять лет выброшены из жизни по чьей-то злой прихоти! Но я очнулась вопреки всему. Я обязана идти вперед».

И вдруг она вспомнила. Откуда-то пришла эта притча, словно дым от сигареты или туман над вечерним озером; похожая на змею, вызванную из корзины флейтой факира, она беззвучно поднялась со дна и встала у нее перед глазами – Марина видела все ее завитки и кружевные перевивы…

У раббе Мойши спросили:

«Какого обвинения Бога ты боишься больше всего, когда предстанешь перед Ним на Страшном суде?»

«Ах! – сказал раббе Мойша. – Я не боюсь, что Бог спросит меня: "Раббе Мойша, почему ты не стал пророком Моисеем?", я боюсь, что он спросит: "Раббе Мойша, ну почему ты не стал раббе Мойшей?"»

Это было первое воспоминание, пришедшее не во время пробуждения, а позднее… Точнее, оно было третьим: после больницы и целующейся парочки. Первым и особенным оно было в другом смысле – в отличие от предыдущих, оно оказалось полным: с началом, концом и даже моралью.

Значит, вспомнить можно.

Никто не требует от тебя, Марина, чтобы ты стала кем-то. Стань Мариной – и этого достаточно…

Она на секунду зажмурилась – успокаиваясь. Потом открыла первую папку с бумагами.

Покушение на Марину Королеву состоялось теплым сентябрьским вечером двухтысячного года. Охранник обнаружил девушку в девять часов пятнадцать минут – значит, ее пытались убить не раньше девяти. Если бы раньше, она бы уже умерла.