Амнезия

Лавр тогда ее слушал и полностью с ней был согласен, ведь, действительно, оба полный день учатся и работают (на самом деле училась и работала только Ленка, Лаврик как ушел в академ, так и не спешил возвращаться к учебе, уж слишком хорошо шел бизнес с продуктовыми палатками, и не было желания получать ненужное образование), то логично, что оба будут делить быт пополам.

Ленка днем работала, вечером училась, возвращалась поздно, рассказывала, как у нее дела на работе, что произошло в институте, что случилось у подруг и друзей, и заваливалась спать. Лаврик слушал ее и томительно ревновал, нет, не к тем неизвестным ему парням с работы или из института, а к той ее активной и насыщенной молодежно-студенческой жизни. А когда Лавр с Ленкой выбирались на общие посиделки с друзьями, то Ленка очень быстро захватывала всеобщее внимание, чему он, наблюдая за ней со стороны, искренне восхищался и втайне гордился, именно тем, что это его жена, но то, что он при этом оставался за бортом, его потом после таких сборищ немного угнетало, особенно если на следующее утро в воскресенье его очередь вставать к плите и готовить борщ, ему же хотелось чувствовать себя мужчиной, а борщ по утрам – эта роль вовсе не для мужчины.

Но вот подходила Ленкина очередь готовить завтрак, и его любимые сырники как в детстве у бабушки, политые сметаной, а сверху отдельными каплями клубничное варенье, и снова он на седьмом небе от счастья.

Эти отдельные всполохи счастья тем не менее не смогли привести к стабильной семейной жизни, и через два года, когда Ленка закончила вуз и вечера ее стали свободными, оказалось, что им нечего делать друг с другом. Ленка так и не взяла бразды управления домом после того, как закончила учиться, на что Лавр втайне надеялся, а вместо этого зависала с друзьями после работы, играла в баскетбол и носилась на мотоцикле, что совершенно убивало Лавра наповал. Он с удовольствием домоседствовал, потому что днем много работал, а по вечерам оттягивался с пивом на диване под телевизионные передачи. Но самое печальное, что Ленка совершенно не поддержала его идею с рождением ребенка:

– Ты, что? В двадцать два года? Обалдел что ли? Наконец учеба закончилась, я только жить начинаю!

А в это время у Лехи с его подругой Наташей, с которой они даже не были расписаны, случился залет и рождение сына, которого они все дружно нянчили. Новоиспеченные родители по очереди носили младенца в слинге, он с ними был и в кабаках, и на совместных прогулках, и на встречах с друзьями, вот в стриптиз-бар к явному неудовольствию всей компании их не пустили, мол, до восемнадцати лет не положено.

И после очередных претензий Лавра Ленка выдала:

– Слушай, ну, мы же абсолютно разные. Смотрим в разные стороны, двигаемся в разных направлениях, тебе нужен пивасик на диванчике, а мне движуха и драйв. Вдвоем было удобнее снимать квартиру, чем одному, так? Значит, все-так плюсы были!

Второй женой стала Даша. Банально, но история повторилась почти в точности. После двух лет сидения Лаврика у телевизора с пивом, прошедших после развода, друзья вытащили его в тот же Парк Горького. Даша была полной Ленкиной противоположностью: невысокая, как раз ниже Лаврика, не худая и при этом вся такая мягкая и уютная. На правой щеке ее круглого лица, когда она улыбалась, появлялась милая ямочка, и сразу таким спокойствием и умиротворенностью веяло от нее, что хотелось сгрести ее в охапку и утащить домой. Также до банального, знакомство с Дашей трансформировалось в совместное проживание.

Любовь? Это какая-то ересь, которой люди оправдывают свои действия. Двоим удобнее жить вместе, чем по одиночке, они получают больше плюсов от совместного проживания, особенно, если есть тот, кто будет заниматься этим ненавистным бытом, при этом у тебя дела с доходами идут в гору, а у твоей половины как раз дела с работой не очень, а бытом заниматься любит.

Даша оказалась полной Ленкиной противоположностью не только внешне, она была такой же домоседкой, как и Лавр. Он остался жить после развода в их съемной с Ленкой однушке, потому что бывшая жена сразу куда-то съехала, а ему-то что, пожал плечами и остался жить, ведь надо было искать другую квартиру, переезжать, обустраиваться, отмывать. Даша сразу же, как только оказалась у Лавра дома, начала готовить, мыть, убирать. Его холостяцки запущенная после развода берлога словно располагала к тому, чтобы раздвинуть уже порядком затянувшиеся пылью занавески, помыть давно немытые окна, начистить сантехнику, обнаружить, что свет в ванной комнате нормальный, надо было просто отмыть плафон и вкрутить вторую давно перегоревшую лампочку. Запах готовящейся еды, именно готовящейся, а не готовой пиццы, которая порядком надоела, вот что делает дом домом. Лавр просыпался по утрам и сразу улыбался запаху сырников, уюту, свету и улыбающейся в ответ Даше, которую всегда знал, что встретит на кухне с готовым завтраком. Она вообще всегда улыбалась, когда его видела, милой, спокойной и уютной улыбкой.