Амнезия

– Да, Фрэнк Миллс служил патрульным, когда я училась в университете. Мы познакомились примерно в то время, когда умер мой отец. Я скатилась в крутую депрессию, пустилась во все тяжкие… Фрэнк помог мне. К тому же присоветовал мне обратиться к его подруге, психотерапевту. Саре Берджесс. Потом наша связь прервалась на какое-то время, но через несколько лет он нашел меня, узнал, что я замужем и у меня есть дети. С тех пор мы дружим.

Она задумчиво смотрела на меня.

– Он раскопал для тебя что-нибудь еще?

– Только то, что на пенсии ты обосновалась здесь, в окрестностях Лейк-Джорджа. И что Томас Бишоп якобы работает в Аризоне. Такое же второе имя, дата рождения и внешность. Точная копия. И, очевидно, одно время этот Том жил в доме Уайзмана. А ты не могла бы рассказать мне о нем?

Муни проницательно посмотрела на меня, но, видимо, быстро приняла решение, и ее взгляд стал рассеянным.

– Мы узнали о нем спустя пару месяцев после начала расследования.

– Как узнали?

– Ну, взяли Лору под наблюдение. То есть регулярно следили за ней, отслеживали ее передвижения. Она ходила на ужин с этим мужиком, встречалась с ним у него дома и так далее. Он владел рестораном. По-моему, до сих пор владеет – по крайней мере частично и издалека. Как теневой партнер. В общем, тогда он начал мелькать в ее обществе. А потом мы узнали, что они планируют вместе уехать. Тогда-то и поняли, что нам нужно заканчивать это дело – либо признаваться в своем бессилии.

Я взбодрилась, несмотря на мрачную комнату, больную хозяйку и трагедийную обстановку.

– Но, возможно, Уайзман общался с ней и до того, как вы заметили его?

– Еще бы. Возможно, они знали друг друга до убийства. Вполне возможно. Более того, он пользовался услугами Дэвида Бишопа. Тот занимался для него вложением денег.

– И что же выяснилось? – спросила я с учащенно забившимся сердцем.

– Он имел твердое алиби. И вероятнее всего, начал встречаться с ней уже после убийства. Месяца через три или около того.

– Но если он знал Дэвида до убийства, то мог знать и Лору.

– Мог, естественно. Но у нас не было доказательств. А она, естественно, этого не признавала.

– Каким было его алиби?

– Он путешествовал.

– Куда?

Муни с усталым видом приложила руку к голове.

– Не помню. Но послушай, зато я помню кое-что другое. Мне постоянно казалось, что Бишоп знала виновного. Имела, скажем так, альтернативного подозреваемого. Но она никогда не говорила, кто он. Как будто ждала суда, чтобы выдвинуть обвинение против кого-то. Но позже передумала, и дело обошлось без этого.

– Может, потому что она виновна, – предположила я.

– Может быть.

– Какова была ситуация со страхованием жизни? Ты помнишь это?

– Она была получателем страховой суммы, – Муни кивнула, – но так как убила застрахованного, то, разумеется, ничего не получила. Потому-то мне и казалось странным, что она скрывала этого другого подозреваемого.

– Но как ты могла быть так уверена, что у нее имелся кто-то на уме?

– Я и не могла, – немного помолчав, призналась Муни. – Но об этом говорили ее глаза.

Обдумывая очередные вопросы, я услышала приближение шагов. Вернувшийся Джейк спросил, не устала ли она. Ребекка ответила, что все в порядке, но Джейк опять посмотрел на меня выразительным взглядом. Похоже, я вот-вот начну злоупотреблять гостеприимством. Муни больна и давно не работает. Пространство между мной и Джейком казалось насыщенным его мрачным молчанием.

– Мне пора уходить, – поднимаясь со стула, заключила я.

– Ладно, – громко вздохнув, сказал Джейк, – пора так пора.

Он явно испытал облегчение. И Муни не возражала.

Но у меня остался один последний вопрос.

– И напоследок. Чисто профессиональный вопрос. Да, впрочем, и чисто человеческий… Как ты полагаешь, расследование дела Бишоп проведено… – я резко умолкла, избежав слов «честно и законно», – проведено с максимальной тщательностью?

– В согласии со всеми инструкциями? Что ж, могу сказать, что в расследовании имелись ошибки. Множество ошибок. Но думаю ли я, что мы нашли в итоге преступника? – Муни задумчиво помолчала. – Как только мы заполучили мальчика в качестве свидетеля – я имею в виду, как только он открылся тебе, – Бишоп изменила свое решение и признала вину. Что тут еще можно добавить? С точки зрения судебной процедуры – ничего.

Теперь я ясно видела Муни, ее исхудавшее лицо и запавшие глаза. Я помню ее дерзким, развязным детективом. Помню, как думала, что она немного переигрывала, стараясь произвести впечатление этакой оторвы, чтобы быть на равных с мужиками. Чтобы общаться с окружающими, не показывая ни малейшей женской уязвимости. Всю свою жизнь я сталкивалась с проблемами таких женщин: они взваливали на себя тяжелую работу, и давалась она им в два раза тяжелее, чем мужчинам.

Я понимаю, когда они чего-то боятся. Я вижу сквозь их браваду.

Ребекка Муни чего-то боялась.

* * *