Амнезия

– Вы, может, думаете, что я хочу выяснить правду, чтобы разоблачить вас? – По голосу было слышно, что он улыбается. – Нет, Марина. Единственное, что меня мучает – это мысль, что вы притворяетесь. Точнее, мне-то кажется, что это невозможно, но все факты доказывают обратное. Вот я и думаю, неужели я такой неопытный дурак? Вроде, раньше не был.

– Потеряли квалификацию. Кажется, он рассмеялся.

– А какие факты? – повеселев от его смеха, спросила Марина.

– Знакомый вашего отца Степан Горбачев утверждает, что в тот день, когда приехали Иртеньевы, бывший главврач разговаривал через приоткрытую дверь с вашей мачехой. Судя по всему, она была в вашей палате. Но я зашел туда буквально через пару минут…

– Он разговаривал со мной, – перебила Марина. – Он не видел моего лица, я закрывалась от света одеялом.

– А с чего это бывший главврач решил, что мачеха может лежать в Марининой кровати, даже если учесть, что он не видел вашего лица?

– Я не знаю. Он назвал меня Лёликом.

– Многие ее так называли.

– Я вам сразу об этом сказала.

– Нет, Марина, не сказали. Вы просто спросили, может ли пройти в клинику чужой.

– Я тогда вообще не знала своего имени. А что, это доказательство?

– Того, что меня мучает? Нет. Это может быть доказательством лишь того, что вы – Лола.

– А это не одно и то же?

– Конечно, нет… Марина, я повторяю еще раз: я не собираюсь доказывать, что произошла подмена. Но мне, конечно, очень любопытно, потеряли ли вы память.

– Ну, это просто! – сказала она. – Потеряла, можете мне поверить.

Он снова засмеялся.

– Ведь могло быть как, – весело произнес он, – увидев, что состояние Марины критическое, Сергеев и Лола решили произвести подмену. Возможно, глупая идея, но эта глупость на их совести. Во всяком случае, они понимали, что заступников у Марины нет, а фонд заинтересован в том, чтобы все было шито-крыто. На всякий случай они забрали документы, уволили старых сотрудников, чтобы не мешали на первых порах, сделали пластическую операцию. Потом, очевидно, нужно было сделать что-то такое, что сымитировало бы кому. Хотя бы приблизительно. И вот тут, после какой-то медицинской процедуры, может, укола – сейчас уже не определишь, – Лола на самом деле потеряла память! Что вам говорил Сергеев в тот день?

– Что он почти месяц не спит, и что она его о чем-то не предупредила. Я уже не помню.

– Почти месяц? Он говорил это двадцать второго мая. Получается, он переживал с конца апреля.

– Получается. А вам не кажется, что он должен был продолжать попытки связаться со мной?

Турчанинов молчал. «Врет? Не врет?» – думал он. С охранником беседовали, и тот утверждал, что к Марине никто не приезжал. Правда, она его несколько дней не вызывала, куда-то ездила без него. И еще был странный звонок, после которого пришлось вызвать «скорую». Это вполне мог быть Сергеев…

– А кто вам звонил, Марина? – спросил он. – Ну, когда вы потеряли сознание.

– Мне звонили с угрозами.

– С угрозами? Какими?

– Кто-то сказал: «Думаешь, денежки тебя защитят? Я все равно узнаю правду. Я убью тебя».

– Убью? За что?

– Для того чтобы понять это, надо хотя бы узнать, кому звонили.

– Слушайте, – он неуверенно откашлялся, там, на другом конце провода. – На самом деле, я звоню вот по какому поводу. Я не знаю, кто вы, но вы можете быть Мариной. А если это так, то… Я ведь принял предложение вашего отца. И даже получил за работу деньги. Короче, если вам нужна помощь, сразу звоните. На мобильный или на домашний.

Поразительно, сколько сил дали ей эти простые слова! Положив трубку, она улыбалась.

«Если вы Марина, то…»

Да это целых пятьдесят процентов! Очень неплохие шансы! Надо только продолжать двигаться. Нельзя сдаваться, что бы ни случилось.

«Кто бы мог сказать такие слова? – подумала она. – Которая из двух? Она заслуживает уважения, эта дамочка».

25

Лола Максимовна Королева очень гордилась своим именем, придуманным ею в семилетнем возрасте, и даже в Москве не пожелала называться так, как звали ее по паспорту – Лилией. Она видела, что многим москвичам имя «Лола» кажется вычурным, но это ее не задевало.

Ее вообще было трудно задеть чем бы то ни было. Она не стеснялась громко смеяться, не обижалась, когда ее называли «глупой», – она была доброй женщиной. Она, конечно, могла огрызнуться, но только в том случае, если считала, что обидчик перешел все границы.

Лола родилась в маленьком городке Восточной Украины, находящемся на стыке между угольными районами и даже слегка закопченном угольной пылью, но все-таки стоящем в стороне от шахт. Шахтеров в городке не было, с работой было трудно еще до всяких кризисов.

Нравы в городе царили противные. Здесь было принято, например, схватить на танцплощадке понравившуюся девушку и потащить ее в кусты. С ней произошло так же. Тот, кто тащил, сказал: «Будешь рыпаться, зубы выбью!», а зубы у нее были самые красивые в городе, их было жалко. Таким и был ее первый любовный опыт.

«Ты, доча, сама виновата! – сказала ей мать. – Чего ты шляешься по этим танцулькам? Еще, упаси Господь, отец узнает! И хорошо хоть не беременная!»